Шрифт:
Вольдемар Евпсихиевич собрался уходить.
– Господин! – окликнул его китаец.
– Да?
– Когда они вернутся, то сожгут мою лавку.
– Весьма вероятно. Я сожалею.
– Выберите что-нибудь на память.
– У вас очень дорогие и редкие вещи, – ответил Дерюгин.
– Скоро это всё пропадёт. Прошу вас, – настаивал китаец, – возьмите этот свиток, принадлежащий кисти Цуй Бо. Этому шедевру семьсот лет.
Суень поднял рулон с пола и протянул Дерюгину.
– Возьмите меня к себе слугой, – сказал китаец.
– Вы действительно хотите мне служить?
– Да.
– Это может продлиться очень долго.
– Я готов служить вам всю жизнь. Родных у меня нет, меня здесь ничто не держит.
– Как тебя зовут? – спросил Дерюгин.
– Суень, – ответил китаец. – Суень Мин.
– Ты слышал, что я из России?
– Слышал, господин. Россия и Англия – вечные враги. Меня это устраивает.
– Тогда поспешим, Суень. Сопливые наглецы скоро будут здесь с подмогой, и мой кинжал нас уже не спасёт.
– Я соберусь быстро, – сказал китаец, уходя в соседнее помещение.
Поджидая нового слугу, Дерюгин развернул подаренный свиток. Изящная цапля стояла на одной ноге. Бамбуковые ветки с вытянутыми листьями клонились к каменистому берегу озера. На заднем плане чёрными горбами возвышались горы.
В замершей над водой птице ощущалась внутренняя энергия. Казалось, слабый шорох, и цапля расправит крылья. Англичанин наверняка повесил бы шедевр в столовой и на протяжении десятков лет не сдвинул бы его ни на дюйм.
Насколько Дерюгин знал европейцев, они стремились к стабильности во всём, в идеале надеясь не менять ничего. Такая философия вызывала улыбку каждого китайца: невозможно жить, не меняясь, в вечно изменяющемся мире.
Малейшая остановка – и ты отстал от времени и от событий. Об этом говорит древняя китайская «Книга перемен».
Глава 5
У Славы Брыкова была странная особенность: как бы ни было светло в кабинете, он всё равно включал настольную лампу.
– Круг света очерчивает границу между моей работой и остальным миром, – объяснял он знакомым. – С лампой легче сосредоточиться.
В новостном отделе работала молодёжь. Главный редактор решил не нарушать сложившийся микроклимат, и во главе отдела поставил тридцатилетнего Славу – рыжеволосого парня с белоснежной кожей, усыпанной веснушками.
Слава работал редактором отдела новостей меньше года. До него хороводил молчаливый Грибков, к счастью ставший депутатом Московской городской думы. В руководстве города он стал заниматься информационной политикой и, как сейчас модно выражаться, имиджем столицы.
Вячеслав Андреевич, в силу возраста, ещё не набегался с диктофоном и блокнотом по Москве. Канцелярская работа его тяготила. Но, рассудил он, место редактора отдела предлагают не каждый день, а карьеру делать надо.
Брыков набрал номер местного телефона.
– Марина, выясни, Егорова на месте? – спросил он, с тоской глядя в окно на летнюю Москву. – Если да, то пусть зайдёт. Статью, статью чтоб захватила.
На паркете перед кабинетом редактора зацокали каблучки. На мгновение цокание прекратилось – Егорова прихорашивалась.
– Можно, Вячеслав Андреевич? – спросила журналистка, заглядывая в кабинет.
Брыков кивнул и отложил ручку.
– Принесла статью о работе дворников? – строго спросил он. – Уже неделю тянешь.
– Завтра, Вячеслав Андреевич, – сложила ладошки Надя. – У меня компьютер завис, чуть весь файл не потеряла. Два дня восстанавливала.
– Часто он у тебя зависает, – буркнул редактор.
– Последний раз, честное слово.
Слава откашлялся.
– Слушай, Егорова, – произнёс он, – сейчас поедешь в гостиницу «Москва». По нашим сведениям там остановился любопытный тип. Тут, понимаешь, читательница позвонила. Сказала, что видела на Тверской карету, запряжённую шестёркой лошадей. Гаишники отдавали честь. Карета подъехала к гостинице.
– Кто это мог быть? – заинтересовалась журналистка.
– Вот и выяснишь. А дворников своих чтоб завтра принесла, все сроки вышли.
Журналистка выпорхнула из кабинета.
Надя Егорова была склонна к полноте. Раз в месяц она сидела на диете. Борьба шла за каждый грамм. Стоило сходить в гости или выпить бутылку пива, как весы показывали прибавку от двухсот до пятисот граммов.
Секретарша Брыкова Мариночка в редакционной столовой на обед набирала целый поднос: суп, второе, салат, два компота, булочку с пончиком и была худа как палка. На Надины охи она посмеивалась и уминала обед, занимавший полстола. Как несправедливо устроена жизнь, вздыхала Надя и водила ложкой в пшённой каше.