— Только если не боишься, что я найду способ отомстить тебе в том же духе, — предвкушающие нотки придают глубокому баритону Лена соблазнительную окраску, и моё сердце сладко замирает.

Ну когда же уже он перестанет томить нас обоих затянувшимся воздержанием?! Как ему вообще хватает совести искушать меня намёками — и ничего больше не делать?!

Глубоко вздохнув, отгоняю всплывшие воспоминания о том, как первый и единственный раз занималась любовью с собственным мужем, и мысленно признаю поражение в этой словесной дуэли. Проще сбежать, чем ощущать ласкающий взгляд и точно знать, что «диета» всё ещё в силе.

— Идём в твою комнату, Медиф.

Не вести же мне его к себе в спальню. К тому же, наедине нам обоим будет проще расслабиться, чем под неусыпным контролем Лена.

Сиир провожает меня насмешливо-испытующим взглядом: я не подошла поцеловать его, как обычно делала в последнее время, собираясь куда-нибудь отлучиться. То, что было в библиотеке Драхара, и только что устроенное им представление снова разбудило задремавшие было желания. Это всё равно, что показать гроздь сладкого, сочного винограда — и позволить съесть только одну ягодку. Мне совершенно точно захотелось бы большего, если б я сейчас к нему прикоснулась. И что-то подсказывает, что Аллеону прекрасно об этом известно.

Для совместных ночевок в доме выделена отдельная просторная спальня с предусмотрительно большой кроватью и двумя гардеробными. Дальше по коридору, на приличном расстоянии от неё — комната, в которую меня поселили, когда я притворялась Вайол. Спальня Медифа, оказывается, тоже рядом, по соседству с той, что прежде занимал Лен.

Оглядев зелёно-серый интерьер безупречно прибранной комнаты, понимаю, что, за неимением кушетки, массаж предстоит делать прямо на кровати. Она двуспальная и достаточно твёрдая, но встаёт вопрос, сесть ли мне на Медифа верхом, чтобы было удобно, или цивилизованно пристроиться с боку, переползая из стороны в сторону по мере необходимости.

Не понимая причин моей задумчивости, инкуб однако выжидающе замирает.

— Раздевайся! — улыбаюсь, надеясь, что мой игривый тон не будет истолкован превратно.

Ну что он, в самом-то деле? Ведь знает же, зачем мы пришли.

— Снимай рубашку и ложись на живот, — предлагаю уже без намёка на шутку, потому что, судя по лицу, Медиф подозревает, что по дороге сюда я не масло взяла, а наручники с плёткой.

Помедлив, инкуб покорно принимается расстёгивать пуговицы. Я бы с удовольствием полюбовалась столь захватывающим зрелищем, но, чтобы не нервировать «клиента», уделяю внимание подготовке. Энергично растираю ладони, выливаю на правую немного масла с ненавязчивым ароматом.

Узкие брюки, низко сидящие на бёдрах Медифа, тоже можно было бы снять, чтоб не мешали и не испачкались, но он этого не делает. Я не настаиваю. Во-первых, неизвестно, есть ли там нижнее бельё. А во-вторых, пусть оставляет, если ему хочется.

Он ложится, вытянув руки по швам. Поза расслабленная, но чувствуется, что насторожен.

Что я должна сделать, чтобы окончательноотвести от себя подозрения?

И ведь сам же, наверное, не знает ответа на этот вопрос…

Присев с краю, начинаю плавно и ритмично поглаживать его спину. От поясницы — к шее, от позвоночника — в стороны. Честно говоря, я боялась, что под рубашкой окажутся шрамы или что-то вроде того, но никаких следов нет.

Непривычный цвет его кожи интригующе контрастирует с моими светлыми ладонями. Снова и снова пробегая пальцами по скульптурной спине, замечаю, что твёрдость постепенно сменяется податливой мягкостью. Дыхание инкуба становится более глубоким и ровным, плечи и шея наконец расслабляются.

Постепенно добавляя силы, разминаю податливые, разогретые мышцы. Блестящая от масла атласная кожа делает их ещё рельефнее, ещё совершеннее, и как же здорово, что всё это можно гладить, сколько угодно! Спина у Медифа не такая широкая, как у Лена, но тоже очень красивая, и моё удовольствие ничуть не меньше его.

Глаза мужчины закрыты, на губах — умиротворённая улыбка. Он сейчас такой безмятежный и близкий, почти родной, что я и сама улыбаюсь и, не останавливаясь, невесомо касаюсь губами его шеи. Медиф, по-моему, даже этого не почувствовал.

Зато со мной начинает твориться что-то необъяснимое. Я не делаю ничего особенного, просто надавливаю большими пальцами по бокам от позвоночника, постепенно спускаясь к пояснице, а эстетическое наслаждение тем временем стремительно сдаёт позиции вполне физическому возбуждению, вплоть до сбивающегося дыхания и влажности между ног.

Что за ерунда? Не настолько же всё плохо, чтобы на меня так простой массаж влиял!

— Медиф, а ты …

— Я не специально, — покаянно вздыхает он, даже не думая отпираться. — Это мой дар. Я не собирался ничего делать, но в такие моменты он работает сам по себе.

Как ни странно, его умение распространять вокруг себя волны желания не злит, а, наоборот, успокаивает. Лучше уж признать чужое влияние, чем тот факт, что все эти беспокойные ощущения — порождения моего истосковавшегося по ласке тела.