— А в библиотеке?

Там я тоже чувствовала себя чересчур возбуждённой. Это было к месту, но всё-таки непривычно.

— Мне жаль…

— Да не переживай ты, Медиф! Я спрашиваю не потому, что сержусь. Обычное любопытство. Твой дар только на меня действует?

Разговор и понимание происходящего помогают отвлечься. Снова возобновив массаж, перехожу к похлопываниям, пока он ещё не успел остыть.

— На любого, кто рядом. И на женщин, и на мужчин. В Талассе моими способностями иногда пользовались, чтобы… создать особую атмосферу.

Даже думать об этом не буду…

— Получается, на Лена тоже влияет. А он-то об этом знает?.. Хотя, наверное, знает.

Знает, и ничего мне не говорит!

— На всякий случай, я ему рассказал.

Неспешно поглаживая напоследок спину притихшего инкуба, размышляю об умении держать слово. Он мог бы всё для себя упростить, незаметно погасив моё возбуждение, но не сделал этого, потому что когда-то давно, ещё в доме леди Луассис, я запретила. Никто бы ничего не узнал, а Медиф всё равно не стал намеренно применять свои умения.

— Если посчитаешь необходимым, можешь влиять на меня своим даром. Иногда это даже полезно.

Дышать сразу становится легче. Мне по-прежнему приятно касаться сильного, отточенного тренировками, тела, но самоконтроль вернулся, и я больше не опасаюсь сделать какую-нибудь глупость.

— Так гораздо лучше, — улыбаюсь. — С массажем на сегодня всё. Не вставай, полежи ещё немного. Как ты себя чувствуешь?

— Размякшим и сонным — тихо смеётся он, и этот счастливый смех греет мне душу. — Спасибо, что принимаешь мои способности. И за доверие.

Сев, Медиф поворачивается ко мне и не торопясь наклоняется ближе. Он впервые делает это сам, не спрашивая разрешения, и мне хочется по-детски прыгать от радости! Пусть, такую показательную медлительность тоже можно считать вопросом, а то, что я остаюсь на месте, — согласием, но я всё равно им горжусь!

Замерев у самых губ, он с улыбкой к чему-то прислушивается, и только потом нежно, едва прикасаясь, целует. Кончики его пальцев очерчивают моё плечо, порхают по шее, отзываясь мурашками и волной удовольствия, докатившейся до самых пальчиков ног. По-моему, Медиф всё-таки настоящий инкуб! Ему даже не нужно искать какие-то эрогенные зоны: они возникают сами собой вслед за движением его рук!

Почему-то и мысли не возникает углубить поцелуй или перехватить инициативу. Ласка настолько бережная и лёгкая, что хочется просто прильнуть к нему и забыть обо всём.

— Если позволишь, — выдыхает, едва отстранившись, — я позову Лена. Мы так договаривались.

Я чувствую, как смешивается наше дыхание, как покалывает губы, и потому не сразу понимаю, о чём речь.

«Позову Лена», — сказал Медиф.

Что? Лена? Сюда? Сейчас?

— Постой! — на всякий случай поймав его за руку, отчаянно пытаюсь собрать ускользающие мысли и определиться с желаниями.

— Ты не хочешь? — уточняет, не предпринимая попыток вырваться. — Или я сделал что-то не так?

— Всё так, Медиф, так, я просто… — выдохнув, заставляю себя дышать ровно. — Я волнуюсь, понимаешь?

Он делает неопределённый жест: то ли кивнул, соглашаясь, то ли, задумавшись, ненадолго опустил голову.

— Из-за меня? — спрашивает, не отводя взгляда. В ответ я только неуверенно пожимаю плечами, и его тёмные брови вопросительно приподнимаются. — Из-за Аллеона? Но почему?

Не в нём дело. Совсем не в нём.

И даже не в новом опыте. Хотя и это тоже довольно волнительно.

Как сказать Медифу, что сейчас секс с ним для меня равнозначен измене? Я кое-как, с одобрения Лена (и с его же подачи), привыкла к мысли о поцелуях, а тут сразу такое! Одно дело — до свадьбы, когда оба свободны, но я-то ведь уже замужем!

— Я не могу делить постель с тем, кого не считаю своим мужем, Медиф, — говорю серьёзно, и он никнет, отодвигается. — Подожди, не делай пока никаких выводов! Это вовсе не значит, что ты мне чужой! Я о другом. Если сегодня ночью мы будем вместе втроём, ты перестанешь считаться моим женихом и станешь мужем. Навсегда и по-настоящему — в богатстве и в бедности, в горе и в радости, в болезни и здравии. Всё, как положено. Конечно, потом можно устроить церемонию или обряд, принятые у вас в Талассе, но для меня важно определиться прямо сейчас. Ты действительно хочешь всего этого? Если нет, мы просто оставим, как есть, и найдём способ снять с тебя клятву.

Медиф слушает молча, и его побледневшее от волнения лицо видно даже в тусклом свете магического светильника. Я успеваю не на шутку испугаться отказа, но, тяжело сглотнув, он севшим голосом произносит:

— Хочу, — и тут же, не давая толком порадоваться, просит: — Разреши мне воспользоваться ножом?

— Что? Зачем тебе сейчас нож?

У меня даже вариантов нет!

Разве только один, глупый — инкуб так «рад», что решил немедленно свести счёты с жизнью. Моей или своей, по обстоятельствам.