А пока землянику мы собирали под сказку про горшочек и дудочку, потом наперегонки, потом пели хором все детские песни из мультиков, какие я только могла вспомнить.

— А-а, крокодилы-бегемоты! — выводили хором девчонки, на четвереньках переползая от одного кустика с красными ягодками к другому.

— А-а, обезьяны-кашалоты! — подхватывали мальчишки с другого конца поляны.

— А-а, и зеленый попугай! — орали мы все хором и принимались хохотать.

Иногда мы изображали разведчиков и подкрадывались к ягодам ползком — в восторге были все, от шестилетнего Шона до взрослого, всего из себя солидного Лиса. Иногда устраивали великую битву, разделившись на два войска: одно наступало с левого края поляны, другое с правого, а главное сражение случалось посередине, где надо было наперегонки «завоевать» все до последней ягодки.

В общем, собирать дары природы детям даже нравилось, а вот обрабатывать, перебирать, чистить, мыть и сушить… ну да, муторно и скучно. Но вот если дать задание каждому придумать сказку и рассказать остальным… или, например, устроить викторину по галльскому алфавиту; ну, на худой конец, поиграть в слова и города. Причем слова можно не только из славского языка брать, а из любого, с условием, что ты можешь объяснить, что это слово означает.

А еще рассказать, как когда-то галльский император собрал войско всего запада и пошел войной на восток. Да просчитался, все проиграл, и стали земли запада частью Славской империи, их жители — ее полноправными гражданами.

Ну или про то, как устроена земля, что есть такие науки, как химия и физика, что с помощью законов механики можно делать настоящие чудеса, а простой солнечный свет может оказаться волшебным.

Все четверо страшно удивились, когда я им сказала, что это и есть учеба.

— Ма-а… почему ты раньше не говорила, что учиться так весело?! — высказал претензию Шон.

— Да ничего не весело, — вздохнула Эми, кидая в глиняный горшок очередную горсть очищенной земляники. — Это просто ма… Бера все выдумывает. Я… не знаю… — она явно заколебалась, закусила губу и вдруг задала вопрос: — А нам обязательно… возвращаться?

Я прекрасно поняла, что имела в виду моя… да моя уже, моя дочь. Я с самого начала для себя решила, что эти дети мои, и говорила об этом вслух всем: себе, чиновникам и самим детям. А теперь и они начинают в это верить.

Так вот, я поняла, о чем говорит Эми. В их прежней жизни было много слуг, вещей, «цивилизации», игрушек… и много-много скуки. А еще — несвободы. Отец, да и Бераника, уделяли им времени не больше принятого в других семьях, в основном они были предоставлены себе и гувернанткам. Не всегда, прямо скажем, наделенным педагогическими талантами. Зубрежка и муштра, муштра и зубрежка, а в перерывах сиди и не отсвечивай, потому что «хороший ребенок» — это такой, которого не видно и не слышно.

Ну а сейчас… Про нормы этикета мы и здесь не забывали, но разве сравнить? И уж чего-чего, а скучать было точно некогда.

— Лето кончится быстро, — вздохнула я, на глазок прикидывая, достаточно ли ягоды в горшке и можно ли уже давить и заливать. — Это сейчас здесь относительно тепло, и есть еда, и можно гулять и купаться. Ты вспомни, что было, когда мы только приехали.

Вспомнили все, в том числе и я — памятью прежней Бераники. Содрогнулись тоже дружно. Но что-то теплое в душе осталось — скромность скромностью, но я же прекрасно понимаю: это моя заслуга, если детям тут стало так хорошо, что они даже перестали мечтать о возвращении.

— Лис, завтра за дровами. Помнишь, левее ложка сухостой? Весь надо свалить, распилить, привезти и порубить. Я узнавала, это наша земля и прореживать лес мы имеем право. Угля же не напасемся.

Лисандр только вздохнул. Он уже давно не пытался отлынивать, особенно когда я наглядно — на его старом камзольчике — продемонстрировала, насколько рубка дров каждый день в течение месяца изменила его фигуру. В плечах одежка уже трещала так, что и натягивать было страшно. Но и поленница под камышовой крышей росла не по дням, а по часам.

Лис ошалел и возгордился собой — любому мальчишке доказательство его взросления и силы по нраву. А я вздохнула — новую-то одежду на этого юного Шварценеггера мне из чего-то шить… а осеннюю-зимнюю обувь?! Это вам не тряпочные тапочки. Это посложнее.

Но в целом мы справлялись, и я смотрела на жизнь с оптимизмом. Самая главная крестьянская валюта уже на подходе — все горшки были заняты постепенно забродившей ягодой.

Ну да. Самогон — это то, без чего в селе не выжить. Уж мне ли не знать. И крышу крыть, и огород копать, и дров привезти, и… и что угодно можно купить на эту жидкую валюту. А главное — мужскую силу нанять там, где мы с детьми сами не справимся.

Конечно, в деревне самогон всегда гнали чуть ли не в каждом дворе. Несмотря ни на какие запреты. Но… но.

Это дело тоже имеет множество своих хитростей, а «потребитель», хоть и неприхотлив частенько, быстро распробует, после какого пузыря у него поутру башка не трещит, а во рту нет привкуса кошачьей мочи. Да и пьется хороший продукт мягонько, но жарко.

Вот уж тут меня учить не надо. Столько хитростей в памяти осело — впору академиком самогоноварения заделаться. Сделать градус из ничего — и то умею, а уж когда лес под боком… Кстати, березовый уголь надо в закрытой посуде без доступа воздуха прокалить. Активированный пригодится, не только самогон отфильтровать, но и для других целей.