Был еще заголовок на латыни, но у нас существует два отдельных класса, и, судя по тому, что сказала Хедли, первогодки не прошли дальше того, что вы бы могли сделать с помощью гугла. Из тех, кого она упоминала в своей группе, никто особо не выделялся. Хедли, возможно, смогла бы предложить пару подозреваемых, но тогда мне придется сказать ей о тетради. А я не собиралась этого делать.

У нее от этого начнутся кошмары. Или еще хуже – она может узнать о Менни. Я не хочу, чтобы она плохо о нем думала, даже если это неправда.

О чем я могу узнать, если спрошу у него?

Меня передернуло, потому что я, правда, не могу дальше откладывать этот разговор. Хотя он сейчас даже едва ли отвечает на сообщения, а об этом мне определенно нужно поговорить с ним лично.

Но не прямо сейчас. Прямо сейчас я могу позволить себе подумать об этом свете. В ноябре это редкость – закат, от которого все становится медового цвета. Свет, подобный этому, не может ждать, как и я.

Я поправила шейный ремешок и подняла камеру. Солнце висело низко в небе чуть выше здания школы. Мой телефон загудел, я уверена, что это Тейси с напоминанием о времени и вопросом, где меня черти носят. В данный момент со своей камерой я чувствовала, что с моих глаз наконец-то спала пелена. Сейчас я видела мир лучше.

Я сделала несколько снимков, прежде чем перейти на широкоугольный объектив. Группа начала свою первую разминку на поле. Все еще есть время. Я сфокусировалась на линии деревьев позади стадиона. Я сделала несколько кадров с кронами, прежде чем заняться стволами. На этих деревьях вырезаны сотни инициалов, шрамы, оставленные на коре карманными ножами и шариковыми ручками – сердца с заявлениями о вечной любви.

Я бы не сказала, что это имеет какое-то значение. Имена моих родителей тоже есть на этом дереве, но не похоже на то, что они останутся вместе навсегда. И все равно это вроде как прекрасно.

— Разве ты не должна сейчас быть с командой?

Я повернулась и сделала несколько снимков Тейси. Она одна из самых фотогеничных девушек, которых я знаю. Она всегда спорит со мной насчет этого, потому что она слишком сходит с ума из-за размера своих джинсов и окружности талии, чтобы заметить, что свет всегда ложится на ее лице именно там, где и должен быть.

Она кивнула, уткнувшись в свой вечный телефон, затем опустила его на дюйм, показывая прищуренные глаза.

— Я серьезно, Пайпер!

— Я знаю, что серьезно, с тобой по-другому не бывает.

— Может, прекратишь вести себя, как художник, и пойдешь со мной?

Я вздохнула, но последовала за ней, натянув свои перчатки без пальцев, которых было достаточно, чтобы бороться с морозом и ощущать тепло закатного солнца. Если мои пальцы будут закрыты, я не смогу делать снимки.

— Нам нужно сделать несколько хороших снимков в новой униформе, так что не бойся подходить ближе.

Я ухмыльнулась.

— А я когда-нибудь боялась?

Она одобрительно хмыкнула.

— О, я смотрела твои фотографии с баскетбола. Они великолепны.

— Да уж, ничто так не кричит об «искусстве», как снимки подмышек и размытой сетки.

— Это ежегодный альбом. Всем нравится наличие в нем подобной чуши. В следующем году ты будешь в каком-нибудь колледже искусств и там сможешь снимать все, что пожелаешь. А теперь скажи правду: эти джинсы сидят свободнее? Я сбросила пять фунтов.

— Ты выглядишь классно, несмотря на то, есть у тебя эти пять фунтов или нет.

Я шла с ней по асфальтированной дорожке к входу на стадион. У прилавка гудел народ, выстроившись за горячим шоколадом, попкорном и сладкой ватой, которую делали прямо на месте. Я с тоской на нее посмотрела, но Тейси отрицательно покачала головой.

— Никаких шансов, Вудс. Нам нужно снять команду. Убедись, что ты снимешь шляпы...

Я резко остановилась и заставила ее повернуться ко мне.

— Я надеялась избежать шляп.

— Не стоит. Школьный совет выложил за эти шляпы серьезные деньги.

— На них же перья, Тейси. Перья.

— Это всего лишь работа, хорошо? Служба патентов хочет увидеть страницу с новой униформой, они выдали кучу денег наличными на печать ежегодника...

— Значит, мы должны продать свою душу, чтобы осчастливить их?

Тейси вздохнула, потянув себя за волосы.

— Слушай, я понимаю, что это не работа твоей мечты. Я знаю, что в этом нет ничего артистичного.

Я почувствовала вину. Я, правда, не мечтала об этом, но это ее мечта. Она живет ради подобных вещей.