Наконец Кингсли остановился. Он знал, что лучше не двигаться, чтобы меньше тошнило. Кингсли вздрогнул и сделал несколько неглубоких вдохов.

– Ты бросил меня в бассейн? – задал вопрос Кингсли, когда тошнота наконец отступила.

– Ты кричал и дергался. Я не смог тебя разбудить.

– Плохой сон, - прошептал Кингсли.
– Иногда они у меня бывают.

Кингсли отстранился от Сорена и сел на ступеньки, ведущие в бассейн. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на окружавшей его воде. Вода. Только вода. Она не причинит ему вреда. Ничего здесь не причинит ему вреда. Даже Сорен. Больше нет.

– Почему ты сегодня пьешь?
– спросил Сорен, встав перед ним. Казалось, он не обращал внимания на то, что был полностью одет и промок до нитки. Если Кингсли отключится и упадет вперед, грудь Сорена его остановит.

– По той же причине, по которой я пью каждый вечер.

– И это?

– Это помогает мне заснуть.

– Снотворное помогло бы заснуть. Рассказывай правду.

Кингсли провел по мокрым волосам, приглаживая их назад. Он вздохнул, прежде чем посмотреть на Сорена с ухмылкой.

– Тебе лучше не знать.
– Он покачал головой.
– Ты думаешь, что знаешь, но это не так.

– Я знаю, что не хочу знать, - ответил Сорен.
– Но ты должен мне рассказать.

– Почему тебе не все равно?

– Потому что мне не все равно.

– Это тавтология. Тебе нравится это слово? Я помню занятия философии в Святом Игнатии.
– Кингсли издал усталый безрадостный смешок.

– Я забочусь о тебе, потому что я забочусь о тебе, и это факт.

– Тебе наплевать на меня. Я один вез ее во Францию.

– Я предлагал поехать с тобой, и ты отказал. Ты не хотел быть со мной.

– Ты отпустил меня и забыл обо мне.

– Я никогда не забывал о тебе.

– Забыл. Ты отпустил меня во Францию и забыл...

– Я никогда не забывал тебя, - прокричал Сорен. Слова отразились эхом от кафельного пола, стен и ударили Кингсли словно кулак, мгновенно отрезвив. Он никогда не слышал, чтобы Сорен так повышал голос. Никогда.

Кингсли устало улыбнулся.

– Теперь ты кричишь на меня.

– Ты хочешь, чтобы я кричал на тебя? Хорошо. Я буду кричать на тебя, Кингсли. Может, если я буду кричать, ты наконец услышишь. Я никогда не бросал тебя. И когда ты вернулся во Францию, я пытался тебя найти.

– Ты пытался меня найти?
– Глаза Кингсли медленно сфокусировались на лице Сорена.
– Когда?

– Я ждал твоего возвращения в школу. Когда ты не вернулся, то отправился тебя искать. Я уехал через два дня после окончания семестра. Я даже собственной сестре не сказал, что уезжаю из страны. Я собрал вещи, выполнил одно важное поручение и улетел в Европу. Я отправился в Париж, Лион, Марсель, даже в город, который ты сказал мне посетить во Франции. Я был в твоем старом районе. Я нашел бывшего делового партнера твоего отца. Я выследил каждого гребанного Буасонье во Франции.

Кингсли моргнул. Сорен сказал «гребанного»? Должно быть, он в ярости.

– Ты искал меня?
– повторил Кингсли, пока что не в состоянии поверить словам Сорена.

– Я везде искал тебя. Я искал тебя до того, как увиделся с собственной матерью, которую не видел с пяти лет.

– Ты искал меня, - снова повторил Кингсли. На этот раз это был не вопрос.

– И я не нашел.

– Почему ты не сказал, что искал меня?
– спросил Кингсли.

– Какое это имеет значение?
– уже тихо произнес Сорен, но его голос все еще резонировал.
– Я не нашел тебя.

– Не важно, что ты не нашел меня.
– Кингсли покачал головой.
– Важно, что ты искал.

– После шести недель поисков в пяти странах я сдался, - продолжил Сорен. – Думал, ты прятался, потому что не хотел, чтобы я тебя нашел. Я воспринял это как знак от Бога, что я должен стать священником, как и мечтал с четырнадцати лет. Моей последней и окончательной молитвой Богу в ночь перед поступлением в семинарию в Риме была: «Боже, если это не твоя воля, чтобы я стал священником, тогда позволь мне найти его сегодня». Я не нашел тебя. Стал священником. А ты...

– Вступил в Легион.

– Я никогда не считал тебя подходящим для военной службы. Хотя в ретроспективе должен был. Ты был очень хорош в выполнении приказов.

– Мои командующие офицеры не имели ничего общего с тобой. Это ты должен был вступить в армию.

– И пойти по стопам отца? Нет, спасибо.
– Тон Сорена был ледяным и сочился горечью.
– Почему ты пошел в армию?

– Не знаю. Возможно, это был лучший способ самоубийства.
– Кингсли усмехнулся, хоть и не шутил.
– Как бы то ни было, хорошо, что какое-то время мне не приходилось думать о себе. Мне это было нужно.