Кров Костолани, Бог с тобой, душа…Осталось нам хандрить, едва дыша,В саду, где всё живет иной судьбою…
5
В саду, где всё живет иной судьбою,Что делать нам, рожденным вдалеке?Здесь говорят деревья меж собоюНа золотом мадьярском языке. Неужто жизнь, с осенней синевою,Моею стала вдруг – в одной строке?Да нет! Как призрак, в истовой тоскеЯ здесь торчу с повинной головою… Венгерский ветер веет сквозь меня, Боль посевая на излете дня, —Она восходит светом и травою, Не потому ли в этой тишинеТы болью разрываешь душу мне, —Сонет-дичок, что делать мне с тобою? 6Сонет-дичок, что делать мне с тобою?Сверкают изморозно лепестки,Как иней в Карцаге, покуда кровьюГорит закат, и сумерки близки. Люблю я Карцаг более зимою:Прозрачный благовест поверх тоскиВзлетает ввысь, и контуры резки,И Кошут в бронзе к паперти спиною. Здесь (очевидцем пустота степная)Я, ничего еще не понимая,Постиг венгерской речи простоту. Вначале было слово «боль», – отсюдаВсё и пошло, но стих (что пуще чуда)Умножит разве будней суету.
7
Умножит разве будней суетуТуземный стих, предъявленный чужбине. Сударыня, с соломинкой во ртуНе лучше ли промяться по долине,Собрать букет неспешный на свету? Увы, но Будапешт сродни пустыне. Вот Геза Чат, – он, легок на помине,Спешит в кафе сквозь мглу и темноту. Туманна площадь Кальвина; огниЛежат на мостовой. Совсем одни,Мы старое кафе найдем и сами. Вновь вздорожали кофе и ликер,Не жаль грошей, – жаль, смутен разговорПод запертыми напрочь небесами.
8
Под запертыми напрочь небесамиНе тесно никому: во мгле огнейТуман растет – деревьями, кустами,Сиротство пряча в сырости ветвей. Оттуда, где Дунай чуть-чуть видней,Туман идет на стогна полосами;Не узнан встречный; впрочем, мы и самиНе узнаем себя в туманах дней. Сударыня, туманны ваши чары,Но всё ж, подайся я хоть в янычары,Мне не пробиться через правду ту,Что во стихе душа превыше тела: И ворожба куда-то отлетела,Что вдохновенье, тая на лету.
9
Что вдохновенье, тая на лету,Миг счастья станет пасмурным мгновеньем. «Сударыня, как возвратить мечту?» —Спрошу однажды вечером весенним. Вот – жимолость, а вот – сирень в цвету,Вот – ветви ивы вздеты дуновеньем…При чем здесь я? Жизнь легким мановеньемМеня навек сослала в пустоту. Всё прочь, всё мимо – остается страх,Что жизнь меня забудет второпях,И я тянусь к ней, как ребенок к маме. Уходит жизнь – уходит не шутя,Мужчину снова превратив в дитя.Не ожидал, признаюсь между нами.
10
Не ожидал, признаюсь между нами,Что боль чужбины так раздастся вширь.Душа и плоть враждуют временами,Но всё ж сонет – никак не монастырь. О Господи, в саду твоем ПсалтирьДревесными восходит семенами,Покуда в Буду валит табунамиТурист в веригах многих фотогирь. Свободен я – я преступил межу:Поверх таможен душу провожуХоть в Сидней, хоть куда, – пред деревами Стихи не означают ничего, А потому неважно, каковоМое прощанье с отчими словами.
11
Мое прощанье с отчими словамиРастет и крепнет, как древесный стволБез имени; прельщаться именамиНаивно, коль вначале был Глагол. А жизнь проста – какими бы кровямиСтих ни питать, ответят лес и дол,И музыку продолжат меж ветвямиСиница, желтый дрозд или Эол. В миропорядке червь тождествен розе;Пишу, скрывая в сей метаморфозеРодной татарской речи немоту.
