— Большой, бесполезный, жалкий, всегда будешь один…

— Пантюшенька, что же ты? — Марья заплакала. — Как же мы без тебя? Как же я? Это не твои слова! Как же так?

— Он вас не слышит. Надо отнести его к целителям и хотя бы стабилизировать, чтобы общежитие не пострадало. Потом, я думаю, мы сможем уже что-то сделать с его состоянием. Главное, мы его нашли.

Всхлипывающая Марья и Лэри, принявший гуманоидную форму, шли к главному зданию по дорожке парка. Секретарь бережно нес домового, продолжавшего дрожать и шептать.

Марью вдруг что-то тронуло за руку. Сквозь слезы она сначала решила, что это ветка куста, но в ладонь вцепились маленькие деревянные пальцы-веточки.

— Он встретил домовую из бытового общежития. Она смеялась и говорила обидные вещи. Она всегда говорит гадости. Я привык, мне все равно. Ему было больно, потом он убежал. — Существо испуганно моргнуло большими зелеными глазами и, отпустив ее руку, исчезло в кустах.

Наверное, это был тот самый домовой общежития природников, удачный и несчастный дипломный проект Виолетты.

И еще Марья теперь знала виновного в таком состоянии Пантелеймона, но от этого легче не становилось.

Бяо поместил домового в белую сферу.

— Он сейчас заснет без сновидений. Я добавлю успокоительного и магической подпитки, его боль совсем истощила организм. Завтра мне нужны будете вы и профессор Рорх. — Потом он прищурился на шнурок с черепом, который по-прежнему красными глазами очерчивал силуэт домового. — И этот господин в черепе тоже нужен. Не знаю зачем, но целители привыкли доверять интуиции.

— А можно я тут немного с ним посижу? — Сгорбленная старушка сейчас совсем не походила на уверенную в себе комендантшу, пожилую леди, звезду подиума.

— Он все равно вас не видит и не слышит.

— Зато его вижу я!

— Хорошо, посидите, только недолго. Ваша боль ему не поможет, а вам навредит.

Марья сидела рядом с белой целительской сферой и вспоминала все светлое и доброе, что принес в ее жизнь домовой за эти две недели в магическом мире. Слезы медленно текли по щекам старушки.

Она помнила, что приходила ректор. Что-то говорила. Потом пришел Рорх, и все утонуло в зеленом тумане.

Ее несли. Хоровод мечущихся феек перед глазами, напуганные глаза Василия и Рорх, передающий пустошнику череп с едва мерцающими глазницами.

Потом забытье…

Эртониза Д'азфир выслушивала доклад хранителя. Для нее было неприятной новостью, что домовых в таком состоянии силами артефактов и даже властью вездесущего хранителя найти невозможно. А еще такое состояние домового было совершенно непонятным.

Про сложные и высокомерные характеры коменданта и домовой бытового факультета она была в курсе, но они имели дело с в основном с аристократками. Она считала, что это просто отзеркаливание поведения высокородных леди, чтобы сойти за своих и нормально выполнять свою работу. Девочки заигрались в высший свет? Но дух сказал еще, что, по мнению Бяо, у домового истончена и как бы разъедена аура. Что-то знакомое всплывало в памяти, где-то она с этим сталкивалась!

Щелчок ногтей активировал сферу.

— Целитель Бяо, перешлите мне материалы по исследованию Пантелеймона, все, что есть!

На столе моментально возникла папка с документами и магограммами. Эртониза вчитывалась в бесконечные данные, просматривала магограммы и выписывала на листок все, что цепляло взгляд.

Картина вырисовывалась безрадостная. В таком состоянии пострадавшего была частично вина академии: артефакты были рассчитаны на обычного домового, а тот поменял не только размер. Изменились частично еще несколько параметров, и, значит, на Пантелеймона могли воздействовать ментально! Однако Лизавета — обычная домовая и не владеет ментальной магией. Опять что-то не сходилось, но надо срочно менять защиту на тех, у кого был обнаружен мутаген.

— Профессор Бяо, мне нужны материалы по всем, у кого есть мутаген. Лэри, срочно ко мне в кабинет с завхозом и о'Валинтером.

Ректор начала лихорадочно перебирать данные в новых папках.

Завхоз и декан артефакторов пришли быстро, за ними просто вломился Лэри.

— Мария Спиридоновна у целителей, там происходит что-то непонятное. Ей тоже очень плохо, и состояние похоже и не похоже на то, как у Пантелеймона.

Целительская. Сгорбленная старушка с заплаканным лицом у белой сферы, ничего не слышит и никак не реагирует.