На лекции я не пошла, решила отоспаться. И, попросив Лайн сообщить всем о подкосившей меня жуткой трудноизлечимой хвори, заперлась в комнате. Честно продрыхнув до обеда, встала, укусила завалявшееся на тумбочке печенье и поспешила в библиотеку, не забыв при этом захватить из чулана ведро, швабру и тряпок побольше. Уборщицы чулан никогда не запирали, справедливо полагая, что тащить оттуда нечего. Я утешила недовольно заворчавшую совесть тем, что кражу рабочего инвентаря и кражей-то назвать язык не поворачивается. Тем более для благого дела. И вообще, я же верну, ну честно-пречестно!

Совесть умолкла, зато активизировался здравый смысл. Он изощрялся в остроумии так и этак, смакуя мысль о том, что адепты могут спереть буквально все, что плохо лежит. Но вот покуситься на швабру взбрело в голову только мне. И теперь, видимо, чулан тоже станут запирать. Я заспорила с ним, намекая на то, что никто и не заметит. Но спор привел только к тому, что снова забухтела совесть. Тогда я сообщила им, что они оба до жути занудные и задолбали меня похлеще, чем лесной дятел — дерево. На этом все и успокоились, а я удовлетворилась тем, что последнее слово таки осталось за мной. И всерьез задумалась над тем, что у меня, надо полагать, даже не раздвоение, а целое растроение личности. Иначе как можно вести столь разнообразные диалоги фактически с самой собой? И еще мне подумалось о том, что слетевших с катушек магов, наверное содержат в каких-то специальных местах, а я имею все шансы в скором времени узнать, где именно. Потому что не в меру любопытная, сующая свой нос куда не просят ведьма-недоучка — это одно. А вот спятившая ведьма недоучка — это уже совсем другое.

В процессе уборки я в лицах пересказывала господину Мерсьеру события прошедшего вечера. Он был счастлив, как ребенок, и с убийственным простодушием заявил, что если бы поныне пребывал в своем теле, то обязательно предложил бы мне руку и сердце. Очень опечалился, узнав, что я уже замужем, и огорошил меня окончательно, пригласив на постоянное проживание в его библиотеке в посмертии. В качестве призрака то есть. Немного заикаясь и абсолютно не покривив душой, я вежливо отказалась. И шепнула духу, что такого предложения мне еще никто не делал, но после смерти я, пожалуй, предпочту наслаждаться покоем, а не следить за хулиганистыми адептами.

Работу я закончила поздним вечером. Кому рассказать сколько пыли, мышиного помета и прочей дряни я вымела из небольшой на вид комнатушки, — не поверят. Но трудилась я не зря: обитель господина Мерсьера блестела и светилась чистотой. Учитывая то, что это был мой первый опыт самостоятельной влажной уборки, — результат оказался выше всяких ожиданий. Моих так точно. Что там по этому поводу думал сам библиотекарь, для меня осталось загадкой. Так как сообщением о «разгроме вражеской армии бородачей» (как он сам это назвал) впечатлился сверх меры и на внешние раздражители в моем лице не реагировал. Таким образом, осчастливив духа дважды (я свято верила в то, что, узрев результаты моей пахоты, он таки осчастливится) и тем самым расплатившись за так и не использованные сведения, я с трудом распрямила затекшую спину и, кряхтя, потащилась к своей родной теплой кроватке. По дороге забросила в чулан опротивевший инвентарь и, только распрощавшись с ним, поняла: это была первая и последняя широкомасштабная уборка в моем исполнении. Уже забираясь в постель, подивилась: почему слугам платят столь мизерное жалованье? Да им же памятники отливать нужно! Хотя бы в бронзе.

Но так просто уснуть мне, конечно же, не удалось. В комнату впорхнула Лайн и, тыча мне в нос раскрытым конспектом, принялась трещать без умолку. Минут через пять такого тыканья я догадалась, что она от меня чего-то хочет.

— Ммммм? — поинтересовалась я.

— Хватит мычать! — заявила подруга. — Когда магичить будем?

— Кого магичить? — я смирилась с неизбежным и села. — Зачем?

— Ну я же тебе уже пять раз объяснила!

— Объясни в шестой.

— Я только что пробежалась по всей нашей группе — половина из них уже пытались создать Помощника! Чего мы ждем?!

— И как? Успешно? — вяло поинтересовалась я.

После истории с домовиками на новые подвиги пока что-то не тянуло.

— Нет. Я об этом и говорю! Давай, у тебя все получится, и мы их за пояс заткнем! Вот они там все обзавидуются, а?

— А давай это у тебя получится? А я пока посплю?

Полуэльфка надулась.

— У меня точно не получится! Я же пифия. Ну так когда?

— На четвертом курсе, — буркнула я с твердым намерением завалиться обратно.

— Летка, зараза, я сейчас тебя укушу!

Я зарычала.

— Скажи — когда, и я отстану!

— Завтра все! Завтра! Будь человеком, уйди!

— Ты чудо! — сообщила мне сумасшедшая пифия. — Кстати, я почти все вещи отстирала, представляешь? Полдня проторчала в прачечной, но это того стоило! Осталось только кое-где подштопать. Здорово, правда?

— Какая прелесть! Можно я посплю? Ты обещала отстать!

— Все-все, меня нет.

Подруга еще немного покопошилась, залегая в свою кровать, но вскоре действительно угомонилась.

А я вдруг посочувствовала Яну. Он целую практику с нами пережил! И не свихнулся. А потом еще и женился на мне, несчастный. Это ж какие нервы нужно иметь? Стальные, не иначе.

С этими мыслями и уснула.

А ночью мне приснился маг. Я орала на него и пыталась объяснить, что ужасно скучаю, а его носит леший знает где! И вообще, нельзя родную жену вот так бросать на растерзание бессовестным домовикам! И библиотекарю, который заставил меня сделать уборку! Ответа от нерадивого супруга я так и не дождалась — проснулась. А проснувшись, поняла, что всклокоченная со сна полуголая и очень злая пифия мутузит меня по голове подушкой и требует, чтобы я немедленно заткнулась и перестала оглашать коридоры Академии своими воплями. И что она хочет спать, а не выслушивать мои накопившиеся претензии к мужу. Я устыдилась, попросила перестать меня лупить и заснула окончательно.