— Оскорбление, оскорбление, оскорбление! — сухим перестуком пронеслось меж Свидетелей, и нахальное лицо Коршуна заметно поскучнело, вытянулось.

— Какое ж оскорбление я вам нанес? — осторожно поинтересовался он, опасливо косясь на витающих вокруг него Свидетелей. Анна прищурилась, ухмыльнулась, оценив его страх.

— При живой и здравствующей Королеве, — отчетливо произнесла она, — прочить в Королевы другую? Вы пытаетесь быть сводником? Или что? Зачем вы пытаетесь обратить внимание моего мужа на другую женщину? Что означают ваши слова «присмотритесь к этой девушке»?

— Оскорбление, оскорбление! — загомонили Свидетели, опутывая Коршуна магическими связями, и он заметно дрогнул. Теперь он и сам был бы рад, чтобы поединок не состоялся, но было поздно. Он увяз в нем. Свободен был только Король; только он не пострадал бы вне зависимости от схода боя — потому что у него был его верный Бражник.

«Никто не знает, что Бражник ранен, — ликуя, подумала Анна, глянув на Короля в последний раз. — Как хорошо, что я промолчала об этом! Иначе Коршун дерзил бы больше, и кто знает, хватило бы у Бражника сил разрубить узел заклятья? Кто знает, что вообще было бы?»

Лукреция тоже знала, что Бражник ранен; но она молчала по другой причине — ей необходимо было, чтоб Вызов состоялся. Да и жизнь Короля казалась ей еще слишком ценной, ценнее даже чем ее собственная. Оттого она ни словом, ни жестом не показала Коршуну, что Кроль стоит перед ним практически беззащитный.

Король не зря волновался за Королеву. Лукреция слыла той еще задирой, и среди Свидетелей было двое, с кем она дралась, бросив им Вызов, и победила. У Королевы не было ни единого Свидетеля, которого она вызвала бы и победила б, ни единого Доорна, которого она пожелала б сделать своим рабом и убила; она была чиста, как белый лист, невинна, нетронута тленом, мраком и ядом злобы и интриг. У Короля сердце сжималось, когда он глядел на то, как сходятся соперницы, и как клубится темная мгла меж ладонями зловеще ухмыляющейся Лукреции.

— Зря ты не проглотила мои слова молча, маленькая глупая девочка, — с нехорошим смешком произнесла Лукреция. Она двигалась неспешно, и казалось, что ее цель обойти Королеву, неподвижно застывшую на блестящем полу. — У тебя был шанс позвать Бражника, наш Король так добр и великодушен, — ее насмешливые глаза, отчего-то налитые слезами, тающие, как лед по весне, глянули на молчащего Короля. — Но ты предпочла смерть!

Тьма заклубилась за спиной Королевы, черным плащом, расцвеченным драгоценными гранатами, взлетела над ее плечами. Крепко сжатые губы Анны разжались, темные серьезные глаза полыхнули решительностью.

— Посмотрим, — с ее губ сорвалось одно лишь слово. Ее узкая белая кисть легко взмахнула, словно Королева вздумала отвешать церемонный поклон, и плавно опустилась в темноту, словно поглаживая что-то.

Лукреция не вынесла напряженности, не вынесла молчаливого поединка взглядов. Ее руки с некрасиво скрюченными пальцами метнулись вперед, выпуская чары, на лету превращающиеся в визжащих, шипящих черны кошек, выгибающих спину, выпускающих стальные когти.

Рука Королевы все поглаживала ластящуюся к ней тьму, лижущую ее тонкую кисть, словно оголодавшее животное. Гранаты за ее спиной разгорались все ярче, и навстречу несущейся и яростно визжащей атаке Лукреции по обе руки от Королевы выступили огромные черные доги, длинноногие остроухие псы с лоснящейся шкурой. Им стоило лишь чуть опустить головы и негромко подать голос, эхом раскатившийся над мраморной гладью, чтоб верещащие коты передумали нападать и разбежались в разные стороны, растаяли, словно разбившиеся о защиту заклятья.

— Ар-р-р, — Лукреция, с горящими глазами и искаженным злобой лицом, сама похожая на разъяренную, шипящую кошку, яростно кинулась в сторону невозмутимой Королевы, но тотчас же отпрыгнула назад, будто ожегшись, или будто выпадом своим проверяла крепость нервов Королевы. — Что ж, неплохо для первого раза! Но что ты скажешь на это?!

С кончиков ее пальцев сорвались, кровожадно лязгая, пара серебристых остро отточенных серпов. Вращаясь, шелестя зловеще, как меч о ножны, они понеслись к королеве с такой скоростью, что она едва успела увернуться — но один из них, чиркнув легко по ее шее, проведя тонкую алую полосу, зло рванул взметнувшуюся косу Королевы, и Лукреция злобно и радостно захохотала, увидев, что волосы Анны отсечены очень коротко, короче, чем острижен Король.

Удар этот был так опасен и коварен, что Король не вынес — шагнул вперед, вскинул руку, чтобы защитить Королеву, но черная дымная тень обвила его запястья, страшные мертвые лица Свидетелей закружились перед ним, заглядывая ему в глаза, и он вынужден был покориться им, отступить, не вмешиваться в схватку, хотя, видят боги, он очень хотел бы сделать это!

— Какая жалость! — притворно вымолвила Лукреция, с хохотом наблюдая, как Королева, отчасти растерянная и напуганная, сжимает в руке свою отсеченную косу. — Слегка попортили красоту!

— Глупец будет сожалеть о красоте, — зло выдохнула Анна, — когда речь идет о чести и о жизни!

Она рассмеялась, тряхнув рассыпавшимися черными прядями, глаза ее разгорелись, а коса в руке налилась сверкающей силой. Каждая прядь ее стала металлическим светлым звеном, коса зашевелилась, словно живое гибкое тело змеи, вытянулась, светлыми кольцами улеглась на полу. Анна встряхнула ее, и каждое звено ответило ей нежным звоном.

— Забираю! — выкрикнула Анна одно лишь слово, и ее светлая металлическая цепочка взвилась и закружилась у нее над головой, словно лассо.