– Может быть, пойдем? Пока я.., э-э...

– Пожалуй, - проговорила она, поправляя шляпку. Ветровое стекло тем временем уже занесло снегом, и Брим, выйдя, ушел в сугроб по щиколотку, хотя улицу явно расчищали не более метацикла назад. Он обошел машину, дождался, когда пройдет рабочий с энерголопатой, помог выйти Марше, и они направились к двери под вывеской, исписанной старинными содескийскими буквами.

Брим открыл тяжелую дверь, и навстречу хлынула волна тепла, насыщенного запахами вина, хогга-пойи, сигарет муокко, духов и всевозможных специй. Вторая дверь открылась в шумный, освещенный свечами зал с низкими стропилами потолка и закопченными стенами, где слышался гул голосов и звон хрусталя. Но все покрывали звуки задумчивой, меланхолической содескийской народной музыки, шедшие от трех громадных струнных инструментов, называемых акьялалабами. Огромный рыжеватый медведь, весь в черном, не считая белой накрахмаленной рубашки и красной ленты на шее, с приветливой улыбкой поклонился вошедшим.

– Добро пожаловать в ресторан Гровника, - сказал он по-авалонски, оглядел зал и сверился с засаленного вида дисплеем у себя на конторке.
– У меня осталась только одна кабина, но я с большим удовольствием провожу вас туда.

Брим не успел еще ответить, как Марша кивнула и сказала что-то медведю на его собственном языке, вызвав у него широкую улыбку. Метрдотель поцеловал Марше руку, еще раз поклонился Бриму, сделал знак официанту и повел гостей сквозь дымный полумрак к деревянной кабинке у стены, покрытой содескийской народной росписью - судя по всему, подлинной. В соседней загородке двое таинственных Ночных Торговцев держались за руки над бокалами с темно-красным вином, за ближним столиком четверо молодых медведей в костюмах какой-то гильдии обмывали нечто очень важное - по крайней мере для них. За столиками сидели люди, слишком занятые, чтобы обращать внимание на двух своих соплеменников, одетых скорее для придворной церемонии, чем для посещения местного кабачка, хотя бы и столь популярного, как "У Гровника".

– Не знал, что вы говорите на их языке, - заметил Брим.

– Я это делаю не слишком хорошо, - слегка зарумянилась она.
– Просто у меня такое хобби. Стараюсь хотя бы немного овладеть языком тех мест, куда нас посылают.

Брим заказал бутылку любимого логийского и сел напротив Марши.

– Очень полезное хобби. Я сам сумел выучить только лигерский фертрюхт - да и то потому, что это помогало мне заработать на хлеб, когда я был мальчишкой.

– Какая ирония, не правда ли?
– засмеялась она.
– Если учесть, что вы почти всю свою жизнь сражаетесь с ними.

– Я и сам не раз об этом думал.
– Официант в белом переднике и высоком поварском колпаке подал им вино. Брим нахмурился, пробуя превосходный напиток.
– Это подлое племя. Думаю, вы с послом тоже не слишком их обожаете.

– Зато они обеспечили нам несколько великолепных назначений, - улыбнулась Марша, пригубив свой бокал.
– Не будь с Лигой столько хлопот, дипломатический корпус совсем бы захирел, и...

– И что?

– Ну, наверное, я не изучила бы так хорошо галактику.., и ее многочисленные языки.

– А сколько вы знаете?
– Брима все больше очаровывала эта скромная женщина, оказавшаяся на поверку столь же умной, как и красивой.

Она, подумав немного, улыбнулась.

– Я вообще-то не считала, но, кажется... По настоянию Брима она вспомнила двенадцать языков и диалектов, включая и его родной карескрийский, который для большинства жителей Империи звучал почти как иностранный. За следующий метацикл Брим убедился, что не совсем еще разучился отдыхать - он просто забыл, как это делается. Чувствуя себя очень комфортно, он прикончил первую бутылку, вылив последние капли в бокал Марши.

– Вилф Брим, - с легкой улыбкой запротестовала она, - если бы я не знала вас так хорошо, то подумала бы, что вы замышляете воспользоваться моей слабостью.

– Несколько капель дела не решают, - засмеялся он.
– Но я вообще-то собирался заказать вторую бутылку, если вы не слишком торопитесь домой.

– Ага, значит, все-таки замышляете?

– Никогда, - театрально воскликнул Брим, интересуясь про себя, захмелела ли она так же, как и он.
– Лучше смерть, чем бесчестье, - или как там это говорится.

– Вы правду говорите, адмирал Брим?
– с шутливым недоверием осведомилась она.
– Если бы я хоть чуточку заподозрила вас в бесчестных намерениях, ни за что не позволила бы вам отвезти меня домой.

Брим в мнимом раздумье схватился за переносицу.

– Как убедить вас в чистоте моих помыслов?

– Гм-м.
– И Марша мелодраматически нахмурилась.
– Не думаю, что это возможно, если...

– Если мы не закажем еще вина?

– Вот-вот.

Брим подозвал официанта.

– Давайте выясним прямо сейчас.

***

Вторую бутылку они пили гораздо медленнее. Шум ресторана отошел куда-то далеко, а их разговор приобрел более интимный характер. Всплыло внезапно имя Марго Эффервик, первой - и самой известной - любви Брима.

– И она действительно спасла вашу жизнь в битве при Зонге?
– спросила Марша.
– Значит, она очень сильно вас любила, если пошла на такой риск.

– Когда-то я думал, что так и есть, - кивнул Брим.
– Но лигерская тайм-трава убила все ее чувства - как, можно сказать, и саму Марго. Я надеялся, что она справится с этим, но...