– Крэк-к… крэк-к, – тревожно крикнул старый ворон, разбуженный зверем.

Крэк, сорвавшись с вершины ели, взмыл высоко в небо и, распластав крылья, стал кружить над медвежьим пристанищем.

Зева, оставив на время свое занятие, насторожилась. Она знала, что ворон понапрасну кричать не будет. Может, своим ревом она потревожила лося Хрипа, который в страхе метнулся в самую глушь? Или сторожкие волки выдали себя Крэку?

В эту минуту медведица позабыла о себе. Она посмотрела на медвежат и, увидев их трясущимися, удивилась. Почему они не на дереве? Зева заметила и то, что рядом с малышами не было и пестуна. Тогда она подняла голову и увидела его, затаившегося на вершине разлапистого кедра. Зева сама научила его прятаться в момент опасности. На этот раз она была довольна им.

Теперь Зева, поднявшись на задние лапы, распаляясь в злобе, рвала когтями кору ствола. Пена брызнула у нее изо рта. Малыши по инерции взлетели вверх. Скоро они оказались рядом с Фуром.

Так из года в год в момент опасности старая медведица приучала детей скрываться. Вот и на этот раз первый урок с малышами ей удался. Издав условный сигнал, она, довольная, позвала их обратно. Сообразительный Фур быстро соскользнул на землю. Малыши сидели на кедре ни живы, ни мертвы. Мать снова позвала их. Бэр медленно стал спускаться вниз, а за ним, неумело хватаясь за ствол дерева, неохотно подалась и Мо.

Когда медвежата были уже на земле, подобревшая мать нежно облизала их и, растянувшись на прогретой полянке, позволила насытиться молоком.

В заботах и хлопотах Зева не заметила, как освободилась от мешающей ей «пробки». Желудок очистился от остатков, и она почувствовала большое облегчение. Теперь ей постоянно хотелось есть. Медвежатам молока не хватало и по их жадно горящим глазам, по бесконечной возне она понимала, что они голодны. Большая тощая медведица стала искать выход из создавшегося нелегкого положения.

Зева подошла ближе к болоту, где завалом громоздились полусгнившие деревья. Она стала с остервенением ворочать их, отыскивая сладкие личинки жуков-короедов. Но колодник еще не отошел от зимы, и личинок было ничтожно мало. Медвежат без присмотра она не оставляла ни на минуту. Зева по опыту прошлых лет знала, что ранней весной за ними неотлучно ходит опасность. Обычно медведи-одиночки просыпаются рано. В поисках пищи они рыщут по тайге, сокрушая все на своем пути. В эту пору ничто не может остановить их, не брезгуют и медвежатами.

Зева по возможности всегда не торопила время, оставаясь в берлоге подольше. Но теперь Лось Хрип расстроил ее планы, помешал задержаться в берлоге. Зияющее отверстие под солнцем становилось все больше, талые воды рано выгнали ее из убежища. И медведице приходилось не только искать пропитание, но и быть осторожной вдвойне. Тайга – ее дом, но и она непредсказуема. Опасность ждет ее малышей за каждым деревом, за каждой колодой, у болота, в гари и у реки.

– Крэк-к, крэк-к, – торжествовал ворон.

Он каждое утро летал над Кедровой падью. Его раздирающий крик давно не нравился Зеве. И она не могла надолго оставить малышей.

Голод гнал вглубь тайги. Медвежата неотступно следовали за матерью. Зева вышла на охотничий путик, а по нему подалась к вершине ручья. Идти ей пришлось недолго. Скоро впереди показался просвет.

Медведица давно знала охотничью избушку. Всякий раз летом она оставляла рядом с ней на деревьях глубокие метки. Здесь ее земля, она – хозяйка. Другие медведи, зная ее свирепый характер, старались обойти стороной чужую территорию.

Сама она, неприступная и непримиримая, как будто оберегала таежное хозяйство человека от набегов сородичей. А охотник, в свою очередь, не трогал ее, не хотел зорить берлогу.

Избушку никто не тревожил, и она из года в год благополучно дожидалась хозяина. Сама Зева не смела заходить в полуоткрытую дверь. Обнюхав зимовье и лабаз, убедившись в своей безопасности, она всегда шла вверх по ручью, миновала Сочур и вновь возвращалась сюда, к кромке болота, где всегда можно было найти какую-никакую пищу. К избушке она наведывалась и летом, не позволяя ни себе, ни медвежатам озорничать в чужом жилье.

Вот и на этот раз, намереваясь обойти охотничье зимовье, она вдруг остановилась. Из-под навеса несло запахом тронувшегося мяса. Влажные ноздри медведицы нервно дернулись, в желудке засосало. Некоторое время Зева еще стояла в нерешительности, не смея войти в сени. Но лютый голод толкал ее туда, и ей ничего не оставалось делать, как подчиниться нарастающему желанию, изменить своему правилу.

Зева робко вошла в сени и сразу же нашла на полке ведро с оставшимся мясом. Поднявшись на дыбы, она хватила лапой полку. На землю полетели пахнущие дымом тазы, кастрюли, забытый охотником небольшой кусок мяса вывалился из ведра. Медведица жадно набросилась на еду. Она не заметила, как проглотила мясо. Зева не заглушила голод, ей еще больше захотелось есть. Она посмотрела на приоткрытую дверь и зашла в избушку. Запах человека здесь давно выветрился. Пахло прелью и мышами. Над печкой висел свернутый в тюк ватный матрац, подушки и одеяла. Кружки, чашки, ложки, чайник по-хозяйски аккуратно прибраны на столе. В хлебнице медведица нашла кулечек сухарей и с аппетитом их съела. Затем сорвала тюк с пастелью и принялась в ярости рвать его. Клочья ваты, ленты старой материи захламили избушку. Медведица злилась. Поживиться больше нечем. Раздосадованная, Зева вышла на улицу, обнюхала избушку и, не найдя больше ничего съестного, повела медвежат в распадок.