— Но что за его пределами? — спросил Навлаан.

— Я не знаю. Никто не знает. Но я до последнего вздоха буду стремиться узнать.

— Это очень опасно, — заметил Рейме.

— Неизвестность всегда пугает больше, чем известный исход — каким бы паршивым он ни выглядел. Но я верю в то, что судьба не может быть настолько жестокой. Она наверняка приготовила пару запасных вариантов — для того, кто не побоится сделать шаг в сторону.

— Или в пустоту, — еле слышно проговорила Шаналотта.

— Нет более страшной пустоты, чем Бездна, — возразил Алдия, — а именно туда мы толкаем мир, следуя этим «пророчествам».

— Звучит как-то еретически, — хмыкнул Рейме. — Возжигание Пламени — и вдруг Бездна. Но я верю, что тебе виднее.

— Может, и напрасно веришь. Но у нас всё равно нет более надёжных источников информации. Я продолжу. Мы смогли установить Трон Желания в том месте, где, предположительно, открывается проход в Горнило. Попасть в сердце Пламени можно было и без него. Но, насколько я понял, сущность этого канала такова, что Избранному уже не остаётся даже такой иллюзии выбора — за шагом в туннель следует мгновенное сгорание. Трон Желания был создан неведомыми чародеями как раз с целью предоставить новому герою хотя бы два возможных исхода. И тут Нашандра сыграла нам на руку — если бы она не отправила Вендрика за Троном, у мира, возможно, не осталось бы ни единого шанса.

— А почему ты считаешь, что шансов теперь больше? — удивился Рейме. — В любом случае исходов всего два: продление Эры Огня или погружение мира в вечную Тьму.

— Ну, строго говоря, не в вечную, — поправил его Алдия. — Тьме так же, как и Пламени, отведён свой срок. А в глубинах мрака вряд ли найдётся такой же искуситель, каким оказался первозмей Фрампт для Повелителя Света в незапамятные времена. А это означает, что Эра Тьмы мирно завершится, когда настанет черёд Пламени воссиять.

— В любом случае, мы этого уже не узнаем, — заметил Навлаан. — Давайте вернёмся к насущным вопросам.

— Да, я продолжу. Беда в том, что Трон Желания создан гигантами, и для людей он недоступен. Я пытался подобрать к нему ключ, но меня выгнали из замка.

— Я одного не понимаю, — сказал Навлаан, — а именно логики Нашандры. Почему она сначала действует на пользу Вендрику и твоим планам, а затем во вред?

— О, логика Нашандры, — Алдия покачал головой. — Я много думал об этом. И пришёл к выводу, что она — не совсем в своей воле. Почти так же, как бывает и со мной, и с тобой.

— Как это?

— Нашандра — воплощённый в образе человека осколок души Мануса, того, кто был первым человеком, а потом стал считаться Отцом Бездны. Но не стоит забывать о том, что изначально он всё же человек. Бездна не сумела уничтожить в нём сродство с каждым из людей, рождённых в этом мире и наделённых частичкой той же самой Тёмной Души, которую он разделил между своими детьми. И поэтому та часть её сущности, которая отравлена Бездной, жаждет захватить Трон и погрузить мир во Тьму. А вторая часть — человеческая — просто хочет, чтобы люди могли жить как жили всегда. Нашандра на моих глазах вела эту битву сама с собой. Она очень… мужественное существо. Но всё же она проиграла. Даже порождению самой Тьмы не совладать с Тьмой.

— И на что тогда мы замахнулись, — невесело улыбнулся Навлаан.

— А я и не верю, что мы одолеем Тьму. — Алдия развёл руками. — Я и не призываю бороться с ней. Я лишь ищу способ вернуть мир к равновесию, где у Тьмы ровно столько же власти, сколько у Света.

— Тень не отбрасывают, она рождается от огня. И чем ярче огонь, тем чернее тень, — задумчиво произнёс Рейме. Алдия резко обернулся к нему.

— Я слышал эти слова! Откуда ты…

— Это Вендрик. Во время одного из приступов. Недавно.

— Тогда понятно… — Алдия потёр лоб и продолжил: — Ключом к Трону, как я полагаю, является сила древних Королевских Корон. Короны эти принадлежали Четырём Королям, получившим из рук самого лорда Гвина не только власть, но и частички Светлой Души — в дополнение к Тёмной, которой они были наделены от рождения. Соединяя в себе две противоположные стихии, они добились невиданного могущества… и едва не погубили мир, открыв проход в Бездну.

— Алчность, — заметил Навлаан.

— Именно. Одно из основных свойств человеческой души. Имеющее разные проявления, но от этого не менее разрушительное.

— Это ты о себе, — полувопросительно-полуутвердительно сказала Шаналотта.

— Именно. Моя страсть к познанию, к разгадыванию секретов, к поиску ответов — куда она привела меня? И всех вас, возможно. В этом отрывке, — Алдия взглядом указал на лежащий на столе обрывок пергамента, — как раз и перечислены те черты человеческой души, которые делают её такой уязвимой к соблазнам. Алчность, страх, гнев, чувство одиночества. И я бы предположил, что алчность — ещё самая безобидная из этих слабостей.