Шрифт:
– Будь я проклят, если когда-нибудь попадался так глупо!.. Если бы только эта подлая тварь Маша Григорьева попалась сейчас ко мне в руки!.. Клянусь, я бы ее на ремни порезал!..
Он, выхватив шашку, рубанул ею по столу, разрубив пополам жирную кулебяку и опрокинув графин с самогоном.
Сидящий рядом с грозным командармом адъютант Петренко утешал его пьяным голосом:
– Не сердитесь так, Семён Михайлович. И не только Машу Григорьеву - вы еще всех врагов своих на ремни пустите... Вы им такого дадите... У-у-у-у...
– и он погрозил кому-то воображаемому кулаком.
Будённый, повернув голову, оглядел его мрачно, но ничего не ответил. Потом, вдруг, словно проснулся:
– Гей, Голопуз, где та сучка, что скакала за нами, будто безумная?
– Вона туточки, Семён Михайлыч!
– живо отозвался Голопуз, с трудом поднимаясь из-за стола.
– В чулане лежит, приказу твоего дожидается...
– Тащи ее сюда, живо!
– Слухаю, Семён Михайлыч!
В глазах у Будённого вспыхнули жестокие огоньки.
– Посмотрим, что она запоет тут...
Красноармейцы расступились. Связанную Машу вывели на середину хаты и поставили перед командармом.
Прекратив пирушку, все с интересом оглядывали девушку с головы до ног, словно невиданную заморскую диковинку. Маша была в потрепанном белогвардейском обмундировании.
– Эй ты, соплячка, - начал командарм, глядя на Машу в упор, - кой черт тебя гнал за нами? На тот свет захотела?..
– Если я соплячка, то ты свинья, плебей, который обокрал своего господина, и который возомнил о себе, что он сам теперь господин, - спокойно отрезала Маша, с любопытством оглядывая
бандитское сборище.
– Цыть, сучка! Я - Будённый!
– гаркнул командарм, который от удивления аж привстал с места.
– Благодари Бога, собака красная, что мои руки связаны, а то бы я тебе показала!
В комнате стало так тихо, что слышно было, как мышь шкребется где-то в глубине, под полом. Каждый из сидевших за столом, испытывал сейчас только одно желание: встать и незаметно уйти.
Но Будённый неожиданно улыбнулся:
– Во дает! А?.. А ну-ка, развяжите ей руки...
Удивлённую Машу мигом освободили от веревок. Она не торопясь стала растирать затекшие руки.
– Ну, и чего же ты не казнишь Будённого?
– усмехаясь, спросил командарм, вытягиваясь на стуле и кладя руку на эфес шашки.
– Ну, что же тебе мешает?
Маша вспыхнула:
– Ты - трус и бандит, по которому давно веревка плачет!
Будённый выхватил пистолет из кобуры своего адъютанта и, выстрелив через голову Маши, зло усмехнулся:
– Вот это я понимаю: сама стоит под виселицей и кому-то еще угрожает. Что же с ней делать, хлопцы?..
– В расход пустить, - отозвался чей-то голос.
– А зачем в расход?
– пожал плечами Будённый, - девка смелая, отчаянная. Пусть к нам переходит.
– Эй, девчонка, - крикнул один из будённовцев, - иди на службу к Семену Михайловичу! Смельчаки нам нужны.
Маша гордо выпрямилась:
– Я - казачка, дочь офицера, и служить коммунистам не стану. А с Будённого я при случае стащу штаны и выпорю как мальчишку...
Это было уже чересчур. Будённый на минуту опешил. Он молчал и обдумывал услышанное. Потом крикнул:
– А ну, Битюк, всыпь ей полсотни горячих и повесь за ногу на
ворота!.. Пусть знает, как разговаривать с командармом.
Маша побелела от ярости и очертя голову бросилась на Будённого, пытаясь схватить его за горло.
– А ну, стой! Куда!?..
– будённовец, названный Битюком, схватил Машу за ворот и потащил к порогу.
– Вот змеиное отродье, - даже не столько зло, сколько удивленно проговорил Будённый.
– Увеличить ей порцию вдвое!
– Слухаю, Семён Михайлыч!
– Берегись, усатый выродок!
– уже стоя на пороге, кричала Маша.
– Мы еще с тобой встретимся!
Красноармеец Битюк толкнул её в спину:
– Давай, шевелись, сучка!
Но Маша, вдруг, развернувшись, так въехала ему кулаком в бок, что будённовец охнул, согнувшись пополам...
Будённый расхохотался:
– А лихо дерется девчонка! Она, пожалуй, побьет твоего дурня. А Битюк?..
– Ни, не побьет, - ответил красноармеец, с трудом разгибаясь и снова хватая Машу.
– Я у нее сейчас кишки выдеру.
– Стой! Кишки потом, - приказал пьяный командарм, глотая очередной стакан самогона, - зови, давай, сюда свое отродье!..