— Ну же, срывайте. Мой-то зад, в отличие от ваших жопок, хорош! — злорадно процедила первое, что пришло в голову. Боялась, что не услышат, не поверят, не отстанут, но здесь слишком ценилось господское внимание.

Карлики застыли, размышляя над ее словами, а Анка по инерции повернулась, и ткань на плече съехала. Опасаясь ругани и укоров в недостойном поведении, тут же поправила лиф, однако госпожа Виула вдруг громко хлопнула в ладоши и воскликнула:

— Как умилительно! Трогательно! — и промокнула платком глаза. — Мать, играющая с малышами!

«Бля! — остолбенела Юлиана, интуитивно предугадывая, что ее судьба решена. — Какие, малыши, ненормальная?!»

Но на блаженном лице хозяйки читалось: решение принято.

— Вы будете семьей! Играть, заботиться друг о друге…

— Кхм, — откашлялась Анка, сдерживая рвущиеся слова. Переведя дыхание, натянула плотоядную улыбку и прошипела напуганным карликам. — Чур, я мать!

— Не борзей, великанша! Иначе заору! Слыхала, фа Лаис обещала заковать тебя за первую же выходку! — пригрозил зачинщик, усмехаясь в лицо.

— Ой, боюсь, боюсь, — огрызнулась Анка, понимая, если даст слабину, ушлый человечек будет ею помыкать.

Их взгляды на мгновение скрестились, а потом мелкий шантажист заголосил дурным голосом.

— А-а-а! — и прикрылся руками, будто она угрожала ему.

Однако предупрежденная угрозой, Юлиана быстро сориентировалась: упала на колени и, схватив карлика, прижала к груди.

— Тише-тише, моя радость, мамочка вернулась! — и сжала объятия так, что дурак не мог не то, чтобы орать, даже вздохнуть.

— П-сс-ти! — едва слышно пропищал он, но Анка не спешила ослаблять хватку. — К-клянус-сь милостивой!

Только после клятвы немного разжала руки, поднялась с колен и, держа уродца на руках, повернулась к госпоже.

— Мы давно не виделись! — пояснила она, ангельски улыбаясь.

Госпожа Виула осталась довольна игрой, потому, велев Лаис скорее пошить Ане платье, а «малышам» — детские костюмчики и игрушки, позволила им удалиться.

— Я чуть не обос…ся! — прошипел возмущенный карлик, отталкиваясь от Анкиной груди.

— Знаешь ли, в кандалах мне тоже будет неуютно. Не одной же мне страдать?

— Понял.

— Мир?

— Ненападение.

— Смотри, я могу запнуться и упасть! — пригрозила она.

— Тебе же хуже будет!

— Возможно, но тебе уже будет безразлично.

— Злая!

— Ты тоже не милый мальчик. И разит от тебя не кашей и сладостями!

Только сейчас она разглядела, что сидящий на ее руках недоросток — уже давно не юноша. Мужчина с щетиной, крепким винным запахом, явно много повидавший на жизненном пути, внимательно разглядывал ее черными глазенками.

— На себя посмотри, лохудра!

Анка расслабила руки, и человечек закричал:

— Мир! Мир!

— Вот и хорошо! — хмыкнула. — Скажи-ка, сыночек…

— Мурул, — представился мужчина, шмыгая носом-картошкой. Хоть он и был неухоженным, смуглым то ли от загара, то ли от грязи, но назвать его некрасивым Юлиана не могла.

— Скажи-ка сыночек, Мурул, и часто вас тут в кандалы заковывают?

— Не редкость.

— И даже вольных?

— А кто здесь вольный? — усмехнулся он. — Каждый продался, надеясь на сытную, беспечную жизнь.

— А ты?

— У-а, у-а! — мужчина ехидно изобразил младенца, не желая отвечать на вопрос.

— Слышь, младенец, зови свою ватагу, будем игрушки клянчить и платьица.

— Еще посмотрим, во что тебя обрядят!

Следуя за своими «малышами», Юлиана раздумывала: следует ли сразу заявить, что она вольная? Но одно решила точно, нужно как можно скорее и лучше спрятать договор, который предусмотрительно положила за пазуху…

Анка и подумать не могла, что наглые недоросли станут хоть и невольной, но единственной ее опорой. Стоило хозяйке выделить их, бывшие дружки ополчились на «малышей» и присоединились к бойкоту, который им негласно объявили.

Юлиане тоже пакостили, но исподтишка, опасаясь в открытую делать гадости, ведь она была единственной великаншей при дворе, и каждый лелеял надежду влиться в «семью», обласканную вниманием госпожи Виулы.

Хватило нескольких дней, чтобы подопечные, уставшие от склок с собратьями, успокоились и перестали дерзить и задирать Анку. Завистники в коварстве дошли до того, что насыпали Мурулу в туфли битое стекло. И только неспешность, с которой он обычно обувался, спасла ноги. А Морта напоили зельем, от которого вначале ужасно крутило живот, а потом на теле высыпали мелкие язвы. И хотя к пострадавшим приходил лекарь, рутинную и изнурительную работу пришлось делать Юлиане. Под конец шестого дня, она, не смущаясь, звала своих карлов по кличкам, данным с легкой руки: Засранец, Хромоножка, Молчун и Квазимодо. «Дети» ворчали, но ничего не могли поделать. Любые возмущения заканчивались предложением Аны найти другую заботливую мамашу. Понимая, что она за них не держится, а желающих заменить их не счесть, карлы вынуждены были смириться. Никто не хотел лишиться обретенных поблажек и привилегий.