Спустя час, в семь вечера, мы всё-таки вышли из дома. И хоть погода радовала, в этот раз я захватил с собой кофту, на случай если Катя опять замерзнет. Мы прогулялись до метро, наслаждаясь прекрасной погодой и начавшимися сумерками. Доехали до левого берега, там пересели на маршрутку. Всё это время мы непрерывно болтали, делясь друг с другом фактами и историями из жизни.

– И когда на мне не осталось ни следа от новых ожогов, тогда мой папаша начал что-то подозревать.
– Она грустно улыбнулась.
– А уж когда я испарила его ремень в следующий раз, то вообще зарёкся меня трогать. Только материл меня, когда опять нажирался, но руки больше не поднимал.

– И на это никак не реагировали?!
– Я поразился. Уж что-что, а отца-садиста я в её прошлом вообще не предполагал.
– Даже в школе?!

– В школу я тогда уже не ходила.
– Пожала она плечами.
– Не могла заставить себя при свете дня из дому выйти. Стыдно было.

– Пиздец.
– У меня больше не осталось культурных слов.
– Он хотя бы не... Не делал с тобой ничего... Другого?

– Не насиловал ли он меня?
– Усмехнулась она. Мы сидели на заднем сидении в полупустом автобусе, нас мало кто мог услышать.
– Нет, до этого не доходило. Один раз, правда, попытался. Но когда стянул с меня штаны, сказал: "Нет! Я так не могу! Я же твой отец! Это неправильно!", и ушёл в свою комнату. А потом долго ругался, когда я истерически ржала всю ночь в подушку.

Во мне клокотала ярость. Я с огромным трудом сдерживал свою "тёмную сторону", а также сдерживал себя, чтобы не начать выпытывать адрес этого подонка. Уж его-то я был готов убить самолично, с превеликим удовольствием.

– В общем, - вздохнула она.
– Как только мне стукнуло семнадцать, я собрала вещи и свалила из дома. Сначала у тётки жила. Хорошо, что из-за этого придурка родня от меня не отвернулась. Потом случайно набрела на группу фаерщиков. Они как раз репетировали на природе, за городом. Я напросилась посмотреть, потом попробовать покрутить стафф, а там уже и в труппу меня взяли, когда получаться начало. Потихоньку раскрутилась, и сейчас с подругой комнату снимаем.

– Подожди.
– Я помотал головой.
– А шрамы? Ты говорила про ожоги, про порезы... Но я на тебе ни одного шрама не увидел! Кожа бархатная, как у младенца!

– Спасибо за комплимент.
– Она хихикнула и чмокнула меня в щеку.
– А шрамы... Это уже совсем другая история, потом как-нибудь расскажу. О, наша остановка!

Мы вышли на автобусной остановке, которая немного вогнала меня в прострацию. Слева от нас были все признаки города, а справа уже начинался самый настоящий лес! Прямо четкая граница между цивилизацией и природой. Катя взяла меня за руку и повела по едва заметной тропинке, петлявшей между деревьев. Солнце уже зашло за горизонт, начинало темнеть, но пока еще света хватало, чтобы обходиться без фонариков.

Минут через двадцать мы вышли к старому недостроенному кирпичному двухэтажному зданию, невесть кем и зачем выстроенному в чаще леса. Окна завешены чем-то черным, это видно даже в сумерках. Эмбер потянула меня за руку к дверному проёму, затянутому какой-то прозрачной пленкой с фиолетовым оттенком. Приложила руку, легонько пыхнула жаром, в мутном отражении было видно, как сверкнули её глаза. Пленка завибрировала и рассыпалась. Мы вошли внутрь. Обернувшись, я увидел, как вход снова затянуло этой странной пеленой.

Холл встретил меня роскошной обстановкой: светлые стены с багетами под потолком, вычурные светильники, на полу ламинат не из дешевых, поверх которого лежит огромный пушистый ковер. Сразу возле входа стояла резная деревянная лавка, рядом полочка для обуви и подставка для зонтов. Еще висели несколько картин, но рассмотреть я их не успел - Эмбер потащила меня вперед.

Пройдя еще одну комнату, мы оказались в обширной гостиной с большим зажженным камином у дальней стены. Вокруг очага было расставлено с десяток светлых стульев, обитых мягким бархатом, в центре всего этого стоял большой, круглый стеклянный стол, с чайником, заварником, десятком чашек, сахарницей и блюдом с печеньем и конфетами. Вместо рядом с одним из крайних стульев стояло инвалидное кресло с уже знакомым мне пареньком. Он же первым нас и заметил.

– Эй, Эмбер, мы заждались! О, Ронго!
– Он жизнерадостно помахал мне рукой.
– Нашел нас таки!

– Эмбер!
– Я услышал строгий голос со стороны центрального кресла. Его владельцем оказался рослый, даже чуть выше меня, блондин, лет тридцати-тридцати пяти на вид. Он встал со своего места и твердой походкой подошел к нам.
– Кто это с тобой? И что он делает в моём доме?

– Алекс, это Эрик, и он...

– Я не спрашивал его имени!
– Жестко отрезал блондин.
– Мне интересно, почему ты привела его сюда без предупреждения?

– Алекс, я...

– Молчи. Потом поговорим.
– Он шумно выдохнул через ноздри.
– Садись на место. А твой кавалер, думаю, найдет дорогу домой самостоятельно.

Глаза Кати наполнились слезами, её лицо выражало крайнюю степень негодования, нижняя губа затряслась.

– Слышишь, дядя.
– Я сделал шаг вперед и в сторону, закрывая собой девушку.
– Может ты позволил бы девушке хоть слово вставить, для начала?

Алекс этого заметить не мог, но на нас уже смотрели восемь заинтересованных лиц, выглядывающих из-за спинок своих стульев. Среди них я заметил лицо Иры - одной из вчерашних фаерщиц.