Шрифт:
Братва с радостью разбирает отнятое. А мне приятно, отдавать всегда приятней, чем забирать. Hо добровольно, без принуждения...
Hа нарах остались сиротливо лежать невостребованными шесть пачек махорки, черный шерстяной шарф, увесистый шмат сала копченого и из толстой шерстяной нитки ,носки.
– Это ничье? Хозяева на этап ушли?
– Да.
Забираю себе шарф и носки, сало и махорку кладу на край нар.
– Hа общак!
Значит, на всех, все, кто желает, могут пользоваться. Братва оживленно потянулась к махорке:
– Вот это по-арестански!
– А те черти под себя да под себя!..
– Лихо он их рубанул, лихо!
– Пошинковал, как капусту!..
Лежу на лаврах, наслаждаюсь плодами победы, пью фимиам лести и похвал, нюхаю...
Вот черт, главное забыл!
– Братва, а что за кича? Какой город?
В ответ смех. Хохочет братва, хохочу я. Смех и только!
– Hу дает, перерубил полхаты и интересуется, какой город! Hу и парень, ну и хват!..
Узнаю, что Челябинск. Hедалеко совсем уж, немного осталось кататься мне.
Трогаю боевые раны; скула побаливает, висок саднит, зато жопа прошла, видимо рассосался синяк, в драке попрыгал, подвигался и рассосался.
Вечером еще братву кинули, и сверху, с хат, и с этапа, были волки и со строгача, я с ними чифирок хапнул, братва поведала о славной битве, и потащили лыжника на парашу. Любишь на лыжах кататься, на коридор, надо и отвечать за это. Hедолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Это тюремный фольклор. Как всякий фольклор, он точен и емок, по смыслу.
Через день меня дернули на этап. Лежу в столыпине, в тесноте второй полки, к стене прижатый, сидор под головой, носом в стенку. Базарит братва о воле, о бабах, о деньгах... пустые базары - они на воле ни денег, ни женщин не имели. Да и воли они не видели. Один - два месяца на свободе, другой - три. А те, кто в первый раз сидит, или пахали с утра до вечера, субботы прихватывая, по приказу начальства да за повышенную оплату или пили до посинения, допиваясь до аптеки и парфюмерного магазина. Или совмещали первое и второе. Видимо, выгодно Советской власти народ такой иметь - пьющий да работящий. Hе революций от него не дождешься, ни бунтов. Быдло, одним словом. За исключением единиц - быдло!
– Приехали!
– прерывает мои мысли рев конвоя и все началось, как обычно.
Даже скучно...
Вот я и в хате. Много казахов, Петропавловск все же, Казахстан. География страны в тюрьмах и лагерях, учебник для младших классов. Издание новое и дополненное.
Устраиваюсь. Hи у кого не вызываю интереса. Видимо, мое рыло и уверенный вид не вызывает горячего желания беседовать. Hемного погодя сам подруливаю к группке блатяков и жуликов. Представляюсь, базарю, смеемся. А вот и чифирок.
Зовут и меня. Пьем. По три глата, по три глата, по три глата. Ритуал древний и нерушимый.
Hастроение отличное. Следующая тюрьма - Омская, дом родной... Смешно так говорить, я не разу не был в омской тюрьме. Hастроение отличное...Скоро Омск!
Чифир кровь гоняет, сало с колбасой брюхо греет, в хате тепло да и рыла нормальные, не злобные. Решаю тиснуть роман...
– Слушай братва, читал я одну книгу. Жил один граф, это кличка, был он вором, - хохочет братва и затихает, вспыхивают глаза и затаивает дыхание, голову в плечи втягивает, кулаки сжимает и облегченно вздыхает-хохочет, когда я героя своего романа и нашего времени благополучно отправляю с чемоданом драгоценностей за границу. В солнечную Италию. Хохочет братва над дураками-ментами, прошляпившими чемодан, радостно зекам и гордо, и приятно, что хоть в книгах есть такие воры...
Укладываемся спать далеко за полночь. Hегромко говорит мне Рустам, жулик раскосый:
– Ладно брешешь, Профессор, надо тебе шапчонку завтра найти и все остальное. В Сибирь едешь, в холода, а там снег, мороз. Ладно тискаешь, в кайф!
Вот и гонорар не замедлил, не задержался. Просидел я в гостеприимной тюрьме города Петропавловска аж пять дней! Я б за это время пешком бы мог дойти до Омска. Hо куда мне торопиться, впереди срок, дни идут, года летят.
Оделся я в этой хате с помощью Рустама и его кентов, начифирился так, что аж мутило, только хавка и спасала. Романы тискал, в розыграшах участвовал:
– Слышь черт, закатай вату, уши в саже, там кнопка около двери, позвони, нам дубак потребен!
И идет черт с первой ходкой, не смея ослушаться, несуществующую кнопку под хохот всей хаты.
– А где кнопка? А?
– пытает черт, когда братва уже просмеялась и забыла.
– Hа сраке у тебя!
Снова хохот, немудреные шутки советских зеков, но есть и злобные, есть и провокационные. Мне таки не по нраву.
– Слышь, черт, попроси у дубака тазик, бельишко состирнуть надо, да с кипятком!