Там, снаружи, начиналась ночь, полная волшебства. Самая короткая и самая чародейская ночь в году. И было так досадно терять ее, сидя в казематах. Бен мотнул головой. И решил — будь что будет, но эту ночь он не потратить на пересчет прутьев решетки.

Он отряхнул руки от хлебных крошек. Поймал узкую прохладную ладонь Кианехт. А дальше все получилось как-то само. Синий шелк платья легко поддавался под ищущими пальцами, запах ландышей кружил Бену голову, Он целовал мягкие, солоноватые на вкус губы гвиллионки, целовал с какой-то ему самому непонятной щемящей нежностью, словно уже был отравлен предчувствием неизбежной потери. Кожа ее была гладкой, как полированный камень, но теплой, а ответные поцелуи требовали без остатка рухнуть в эту пахнущую ландышами пропасть.

После, обессиленный и какой-то словно невесомый, Бен заснул головой на коленях каменной княжны, на ее измятом подоле. Кажется, она перебирала его волосы, но этого Хастингс точно уже не помнил.

Когда он проснулся, ее уже не было. Что-то твердое упиралось ему в бедро, болела после каменного пола спина. Без футболки и рубашки было ужасно холодно, и Хастингс порадовался, что хотя бы штаны удосужился натянуть.

Вначале Бен не понял, что именно его разбудило. Потом до него долетели тихие близкие голоса. Охотник на фей замер, так и не добравшись до одежды.

— Я скучаю по тебе, — говорил Король-Ворон. — По вам всем.

— Я тоже. Я тоже, о любовь моя.

Женский голос показался Хастингсу смутно знакомым, но узнал его хозяйку он только когда она заговорила снова:

— Это все так неправильно. Совсем неправильно.

Эти старческие, дребезжащие нотки могли принадлежать только одному живому существу в Вороньей башне. Махра, старшая сестра. Воронья старуха.

— Я бы принесла тебе воды, но дала слово сестрам, что не сделаю этого. У нас ведь ничего не осталось, кроме нас троих.

— Это не важно. Ты пришла. Я так боялся, что ты не придешь. Что никто не придет.

— А помнишь, как было раньше? Когда даже башен еще не было? Мы жгли такие костры на этой скале.

— И катилось вниз по склону горящее колесо. И ты обещала мне свою любовь, окруженная огненными брызгами.

— Я помню все свои обещания, — тяжело проронила Марха.

— Дай мне руку, — сказал ей Король-Ворон. — Не бойся. Я не обману тебя.

— У меня теперь совсем не те руки.

— Это не имеет значения. Здесь и сейчас не имеет.

Стараясь двигаться как можо тише Хастингс нащупал твердый предмет, упирающийся ему в ногу. И с трудом удержался от возгласа удивления и радости, когда пальцы его сомкнулись вокруг знакомой револьверной рукояти. Она так легко легла в руку, словно это было на нее самое подходящее место.

Прощальный подарок Кианехт. Хастингс грустно улыбнулся.

— Скоро рассвет, — сказал Марха.

Револьвер в руке Бена налился неожиданной тяжестью. Уильям Керринджер учил его стрелять на звук. Воронья ведьма была близко, очень близко. Промазать будет очень сложно. И кажется, она так и не поняла, что второй узник проснулся. И ведьм из трех станет двое.

Хастингс стиснул зубы. Потом медленно разжал пальцы. Глухо стукнул металл о камень. Стрелять сейчас ему показалось какой-то ужасной подлостью.

— Мне нужно уходить, — торопливо сказала старуха. — Сестры хватятся.

— Спасибо тебе, что не оставила меня коротать эту ночь в одиночестве, — проговорил сид.

Вспыхнуло и начало медленно разгораться тусклое оранжевое зарево. Воронья ведьма зажгла свечу. Охотник на фей поспешно передвинулся, загораживая от нее револьвер, но Марха даже не глянула в его сторону. Что-то выпало из складок ее одежды и покатилось по полу. Плечи вороньей королевы вздрогнули, но оборачиваться она не стала. А Бен с удивлением разглядел в свете удаляющейся свечи маленькую деревянную чашу, подкатившуюся к решетке и его правому ботинку.

Что может быть проще — подобрать с пола чашку, наполнить ее водой, передать через коридор. Но оказалось, что коридор слишком широк, а цепи слишком коротки, чтобы Король-Ворон мог взять чашку у Бена. Он дотягивался до нее — но самыми кончиками пальцев, никак не перехватить.

Первую чашку они попросту расплескали. Для второй попытки Бен поменял руку и высунулся по самое плечо. Дальше не позволяла ширина зазора между прутьями. И все равно у них не вышло. Пришлось наполнять ее снова. От ледяной воды у Хастингса немели пальцы. Мешала цепь. Камера Короля-Ворона была чуть дальше по коридору, и длины цепи попросту не хватало, чтобы оказаться напротив.

Бен выругался и чуть не выронил чашку. Круглая, деревянная, без ручки, она прямо норовила выскользнуть из пальцев. Хастингс представил себе, как она падает и катится куда-то в темноту, и передернул плечами.

— Погоди, — сказал он. — Пальцы сводит.

— Не урони только, — со вздохом отозвался сид.

— Пытаюсь. Нет, это издевательство какое-то с такой чашкой!

— Едва ли. Издевательством было изо дня в день слышать, как журчит вода в темноте.

Бен растер руки в попытке отогреть их. От внезапно навалившейся слабости у него закружилась голова. В животе одновременно тянуло от голода и чувствовалась неприятная тяжесть. Еще из носа потекло. Хорош герой.