Крюк в стене едва ощутимо пошатывался.

— Кто строил эту дрянь? — пробормотал Хастинг себя под нос и налег усерднее. — Хорошо строил, сволочь.

Когда в дальнем конце коридора в третий раз показался огонек свечи, охотник на фей был почти уверен, что придет младшая из сестер. Не то чтобы ему сильно хотелось ее видеть. Из них троих она показалась ему самой уравновешенной. А значит, самой опасной.

— Тебе придется взять мою еду, — сказала она, присела и положила возле решетки сверток. Ровно так, чтобы Хастингс мог дотянуться, но не ближе.

Бен видел ее лицо, белое, правильное, неподвижное. Свеча роняла на него медные отблески, расплескивала янтарь на косы, уложенные вокруг головы. Охотник на фей пожал плечами. Говорить ему не хотелось.

— Я знаю, чего ты ждешь, — проговорила воронья королева. — Но власти Короля-Охотника нет в этих землях, и у его женщины тоже. Впрочем, если она так глупа, пусть приходит. — Может, тогда у Фиаб получится забрать то, что ей желается. Здесь наша сила и наша власть.

Бен покачал головой. Он не видел сам, как лишился руки фоморский король Эних, но ему рассказывали и не раз. И о том, что было после — тоже.

— Не выйдет, — сказал он. — Хоть бы и сила ваша, и власть. У нее вы не заберете ничего.

— Здесь нет вашей власти, Эльнахар, — тихо проговорил Король-Ворон.

— А чья тогда? — она улыбнулась торжествующе. — Не тебе, узнику, говорить о власти. Никакого проку от того, что ты назвал наши имена человеку из Байля, не будет. Я позабочусь об этом.

— Лучше бы ты позаботилась обо мне и принесла воды, — вздохнул Король-Ворон.

— Ты глупец, если всерьез просишь меня об этом.

— Нет, Эльнахар. Должно быть, я просто недостаточно отчаялся.

Она дернула плечом. Нахмурилась:

— Объясни.

— Объяснил бы, если бы знал, как. Временами мне кажется, что ты отдала Индомнаху гораздо больше, чем твои сестры, любовь моя. Знала бы ты, как я скучаю о той, прежней Эльнахар, как бы хотел ее вернуть.

— Да, — сказала воронья королева резко. — Жалость я отдала тоже. Так что оставь себе эти слезливые призывы.

— Мне жаль тебя, Эльнахар.

— Не о чем жалеть. Мы возьмем то, что должно быть нашим.

— Лучше бы вы не отдавали свое Индомнаху.

— Верно, — Хастингсу померещилась в голосе женщины самодовольство. — Мархе не стоило отдавать юность, раз она так печалится о своих морщинах. И Фиаб не стоило отдавать сына, чтобы потом скорбеть о нем. А мне теперь нечего.

Она круто развернулась и зашагала прочь. Огонек свечи испуганно встрепенулся и потух. Бен прикрыл глаза, давая им привыкнуть к скудному свету.

— Из них троих ее я любил сильнее, — тихо сказал Король-Ворон.

— Что она отдала? — спросил Хастингс.

— Радость.

— Зачем? Я ничего не понимаю. Что такое эта Горькая чаша, и почему Кианит так носится с ней сейчас?

В тишине, наступившей, когда охотник на фей замолчал, было отчетливо слышно, как разбивается о камень пола струя воды. Бен успел подумать, что Король-Ворон так и оставит его вопросы без ответа. Но тот все же заговорил снова:

— Я говорил тебе. Горькая чаша была создана забирать. И была такой, пока один человек из долины Иннера не взялся переделывать ее. Это стоило ему жизни. Но теперь Чаша может дать пьющему то, чего он желает. Цена останется такой же высокой. Я догадываюсь, зачем она княжне Кианит, но это воистину только ее. И, может быть, отчасти твое.

— Спасибо, — хмыкнул Бен. — Обнадежил. А они? Твои королевы?

— Даже я не знаю всех их замыслов. Их и Индомнаха, чародея фоморов. Но догадки у меня есть.

— У нас дочерта времени, чтобы поговорить об этом.

— Меньше, чем ты думаешь. Но почему бы и нет. Ты слышал о Королевском камне?

— Краем уха. Видимо, для того чтобы получить от ответы от твоих сородичей, Король, нужны крепкие цепи и казематы, — Хастингс позволил себе короткий смешок.

— Или уметь задавать вопросы, — голос сида остался серьезным. — Но почему бы не рассказать тебе сейчас. Это время подходит не меньше любого другого. И не меньше.

— Буду признателен, — от необходимости говорить у Бена пересохло во рту, но, из солидарности со своим собеседником, пить он не стал. Только поерзал, пытаясь устроиться на камнях хоть с каким-то удобством. От пола тянуло холодом и сыростью, но Хастингс напомнил себе, что может быть хуже. Гораздо хуже.

— Руа Фаль, Королевский камень, — сказал Король-Ворон, и у Бена по спине пробежал озноб. Была в этом названии какая-то сила, сродни той, которая слышалась в настоящих именах сидов. — Или Жертвенный камень, как его зовут еще. Мы привезли его из той забытый земли, откуда пришли. Это было так давно, что даже я немногое помню об этом. Здесь Руа Фаль намертво связал нас с этой землей. Вернее, некоторых из нас. Тех, кого зовут Королями и Королевами. Знаешь, как это было?