— Почему вы не рассказали мне? — всхлипнула я.

— В Ашвейн не пускают чужаков, я ведь говорил. Ты окажешься там, только если тебя примут за свою.

Поэтому он взял ее кровь. Он же организовал нападение, не сомневаюсь. Да и меня вряд ли выбрал случайно: Тарваль богат, но у него нет связей при дворе, о родителях и говорить нечего. Калсана не накажут — король не поверит никому из тех, кто заступится за меня. Теперь это казалось ясным, но отступать было некуда.

Я рассматривала отражение в зеркале и не могла поверить глазам. Казалось, что это и не зеркало вовсе, а окно. Я нахмурилась и удивилась, что светлые брови Снежинки повторили за мной. Потом закусила губу; у Бригиты они выглядели пухлыми, но ощущения не изменились. Странно это.

То ли страх мешал поверить, то ли боги защищали, но в сердце было пусто. Как после дурного сна, когда отголоски ужаса сменяются безразличием и сонливостью. Лучше так, чем рвать на себе волосы.

Я опустила зеркало, и оно отразило ложбинку и округлую грудь. В действительности она терялась под тканью. И коса была тонкой, однако зеркало показывало толстые пряди, распущенные ниже ленты. Глядя в зеркало, я прикоснулась к ним и увидела, как пальцы теряются в волосах, при этом ощущая один воздух.

Стало жутко, как в коридоре, среди теней. Меня превратили в одну из них — призрака с краденым лицом, чей хозяин томится в подземелье, в цепях, среди крыс. А если на ней будут ставить эксперименты? Все равно пленница.

Впервые на меня рухнул ужас. Захотелось кинуться к окну и увидеть свободу… прыгнуть к ней, только бы не оставаться здесь. Руки затряслись, и я отбросила зеркало. Нельзя думать, это не поможет. Забвение лучше.

В дверь постучали, и вспомнилась пощечина. Удар, боль, твердый пол — все как наяву. Крик Снежинки… боги, так и рассудок потерять недолго.

— Да, — ответила я.

Петли скрипнули, и в комнату зашел Калсан. Снова в красном, как всегда. Он двигался плавно, словно дым в той комнате. Хватит! Сегодня на нем была не сутана, а плащ, под которым виднелось что-то узкое и бордовое. Ночь закончилась, нужно отпустить ее.

— Собрала вещи? — бодро спросил чародей. — Их доставят позже.

Я кивнула и отвернулась. Вся храбрость растворилась в зелье и исчезла глубоко внутри. Теперь и глаза поднять было страшно.

Калсан молчал, и безмолвие давило. Чего он хотел? Добить меня новым известием?

Чародей вздохнул.

— Я наказал Анадора за то, что он тебя ударил. Он не всегда верно понимает происходящее. Прости, мне следовало пресечь это сразу, но я был слишком занят.

В наказание не верилось, но слова звучали искренне, даже «прости». Это вернуло смелость:

— Зачем вы держите рядом такого человека, если он не все понимает? — буркнула я и втянула голову в плечи. Казалось, что любое слово может пробудить злость Калсана.

Он снова вздохнул. Не съязвил, не возразил, а грустно побрел к софе у стенки.

— Чтобы успокоить свою совесть, — ответил чародей и сел.

Софа протяжно заскрипела; была в этом какая-то уязвимость, как в обычном доме, где жили простые люди.

— Он из-за меня стал таким, — сказал Калсан, — мне и заботиться о нем. Но Анадора лучше не оставлять на других, вот и держу его при себе.

Он тоскливо улыбнулся и откинулся на спинку, широко расставив ноги. Ни манер, ни показного веселья — простота грела душу, и я обнаглела:

— У вас есть совесть?

— Есть, как и чувство долга. Я все делаю во благо Ильмисара, поэтому не пытайся пристыдить меня за вчерашнее. Ты ведь этого добиваешься?

Злость вскипела внутри, и я не сразу подобрала слова:

— Это из чувства долга вы похитили Бригиту и приковали ее к столу?!

Голос показался тонким дребезжанием и хлестнул по ушам. Калсан взглянул на меня, и по спине побежали мурашки — нельзя его злить, не то отправлюсь к Снежинке. Я ждала наказания, но чародей выглядел отстраненным.

— Представь княжество или любой другой город в Ильмисаре, — протянул он, — представь, что его жителям грозит смертельная опасность, но ее легко предотвратить. Для этого нескольким людям придется пожертвовать комфортом, и все прекратится. Думаешь, будет справедливо, если эти несколько человек откажутся?

— Несправедливо, но… — Я осеклась.

Безумно хотелось спорить, говорить колкости и выплеснуть негодование. Это он кровавое зелье и дикого Анадора называл отсутствием комфорта? Или похищение Бригиты? По-моему, это было насилие.

Я громко дышала и старалась убедить себя в вине Калсана, но гнев таял. Вряд ли будет просто следить за Белым краем, но мысли занимал страх, тревога за родителей и всякая ерунда. Все, что угодно, кроме будущего. А следовало подумать о нем и приготовиться к трудностям.