Олег Борушко
По щучьему веленью
рассказ
Апрельским днем 2000 года озарило: почему не едем на рыбалку? Внезапность порыва отвечала графику британского клева: клюет неожиданно и в самых неприспособленных водоемах.
Жаня пришла с работы, Егор поставил на стол котлету "чикен-Киев" и сказал:
– Мам! Я сегодня удочки делал...
– Удочки?
– сказала Жаня, облизываясь.
– У меня завтра рабочий день... И потом... Эта картошка - она что, подгорела?
– У Матвея в школе каникулы, а он дома сидит...
– сказал Егор.
– А щука в апреле начинает брать... Ничего там не подгорело, это картошка такая...
– Каникулы?
– удивилась Жаня.
– У Матвея?
Восьмилетний Матвей решил исход дела.
Червей складывали в банку из-под польских огурцов - с завинчивающейся крышкой. Единственные огурцы, которые хоть как-то напоминают русские.
– У них тоже, видишь, пыпырышки, - говорит Жаня с ударением на первый слог.
– Коренные москвичи говорят "пупырышки", - отвечаю я с ударением на второй.
– Да у вас под Харьковом никакие не растут, - парирует Жаня.
Почему под Харьковом, когда я родился непосредственно в самом Харькове? грустно думаю я. И с каких пор под Харьковом не растут огурцы?
В жестяной крышке шилом продолбили дырочки - чтобы британские червяки могли, значит, дышать. Копали уже в потемках, в садике под старой туей: здесь растут туи и при каждом доме сад.
Прошлым октябрем худосочный сосед Мик (работник химчистки и методический пьяница) повез нас по яблоки. В бесхозный сад под Бексли - на Юго-Востоке Большого Лондона. Там-то мы с Егором и приметили водное пространство. Пространство по внешним данным и аналогии смотрелось тоже бесхозным. Ничто так не радует русского человека, как наглядное отсутствие собственника.
Жаня еще спала, когда мы наутро отправились.
Я припарковал "Черную стрелу" на стоянке огромного хозмага, мы перешли дорогу и углубились в смешанный садово-лесной массив. Один рюкзак, две неподъемные сумки, крапива по пояс, переносной пластмассовый холодильник для доверчивой рыбы и Матвей в тренировочных штанах. В сумках палатка (на случай дождя), бархатистый надувной матрас (на случай солнца), примус и запас еды на неделю. Пикник.
С нашей стороны озеро было хоть куда - ивы, ракиты и все, что полагается. С противоположной - автострада.
Насадили, забросили. Я - налево, Егор - направо. Время - около девяти утра. В полдесятого Егор пробасил:
– Пап, чё-то не клюет.
В пятнадцать лет они начинают басить и иронизировать. Не успеваешь уследить - что раньше.
Десять. Ни одной поклевки. Обычно хоть мелочь играет с червяком, а тут кладбище.
– Пап, можно мне половить?
– сказал Матвей.
– А то у меня ноги колются.
– Ты б еще в шортах пошел, - сказал я.
– В поход надевают плотные штаны, например, джинсы.
– У меня порвались, - сказал Матвей.
– Я просил новые, как у Райана. Можно мне половить?
– А ты б зашил. Егор, дай ему маленькую. Видишь, дно? Все дело в дне: ни травы, ни коряг. Глина. А рыба любит траву и коряги. Глину рыба совершенно не любит.
Я смотал удочку, отдал мобильный телефон Егору и азартно двинулся вправо вдоль берега - на разведку.
Берег был крут; заросли бамбука (откуда в Англии бамбук?) толстой стеной подступали к самой воде. Ни одного плеса, куда можно установить ступню сорок четвертого размера. Я пролезал, ломая бамбук, низвергаясь по скользким откосам, прорывался к кромке воды, чудом забрасывал - глухо. На третьем забросе крючок зацепился за бамбук и остался там покачиваться вместе с поплавком. Я вернулся на базу - поправить снасть. Может, это не бамбук? думалось мне.
Егор обнаружился метрах в тридцати - на дереве, павшем в воду. Дерево было многолиственным и пушистым. Егор проделал по нему уже метров семь в сторону автострады.
– Блесна, пап! Тут надо на блесну!
– крикнул Егор, свешиваясь с ветки.
– На крючок не берет, - добавил Матвей.
Я чертыхался, тайком подвязывая к новой леске новый крючок, на который не берет.
– Кто же с дерева забрасывает спиннинг?
– крикнул я.
– Так и зацепить недолго.
Еще поколдовал со снастью, но привязать крючок восьмеркой - это как вид на жительство получить: требуется везение, сноровка и осторожность. Матвею надоело ловить, он не любит стоять, он любит приключения.
В итоге я бросил свою красавицу, взял простецкую удочку Матвея, ушел снова вправо от базы на много футов или даже ярдов. Наконец обнаружил плесик. И вроде хороший - травка просвечивает на дне, осока по краям - самые рыбьи места. Забросил. Еще забросил. Мертво. Червяк на крючке давно сдох, от него даже не отщипнули - там, под поверхностью. Притащился Матвей.
– Тихо!
– прошипел я.
– Распугаешь!
Матвей насупился. Постояли, я - с удочкой, Матвей - отвернувшись.
– Па-ап!
– раздалось с тропинки.