Но тут эта дрянь перекусила леску и ужом устремилась к воде.

Я ломанулся вперед, наступил сапогом ей на хвост, переломился в поясе, норовя захватить пальцами под жабры, но она выскользнула из-под резиновой подошвы и, извиваясь, рывками заегозила к кромке воды. Я бросил все и рухнул наперерез, ладонью рубанул у ней перед носом, вбив растопыренный пятипалый заслон в прибрежную грязь. И тут она меня укусила.

Заметьте, это не было случайной царапиной, оплошностью в панической неразберихе. Это был с ее стороны обдуманный шаг. Увидев перед мордой писательскую кисть, она замерла на секунду, потом изловчилась, соразмерно распахнула пасть и хватила за бугор Венеры - между большим и указательным.

Кусаться?!
– внутренне взревел я. Не чуя боли, перекинулся на бок и профессионально запустил пальцы под жабры. Стиснул так, как давно никого не стискивал. В последний раз - Жаню, когда она сделала мне предложение в очереди за арбузами у метро "Ленинский проспект" шестнадцать лет назад.

Щука замерла. Я наполз всем телом, как Мересьев, клещами до судороги свел пальцы под жабрами и - сперва на одно колено, потом на другое - поднялся. Ног, впрочем, так же, как и Мересьев, не чуял.

Только когда выпростался из кустов на тропинку - поверил, что она у меня в руках. Восторг поднялся в груди с тою же стремительностью, с какою при взлете на "Ту-104" (рейс Новосибирск - Южно-Сахалинск) к горлу подкатывала липкая детская тошнота. В менее отдаленном прошлом похожий восторг пришелся на миг получения въездных британских виз. И так же, как опрометью бежал тогда по раскаленной земле от британского посольства к машине, - детсадовским аллюром несся я теперь к детям.

– Да-а-а, - уязвленно сказал Егор, разглядывая зверя.
– А у меня чё-то не клевало.

– Ух ты!
– сказал Матвей.
– Теперь надо палатку и матрас...

– Сматываем удочки, - сказал я.
– Который час? А то еще правда застукают.

– Пап, у ней крючок в губе, - сказал Егор.
– А у нас нет щипцов.

– Действительно, - сказал я, отставив руку и любуясь добычей.
– А что за щипцы?

– Ну... Англичане им щипцами пасти открывают, чтобы это... А потом щупом вынимают крючок. И щупа тоже нету...

– Как? И щупа нету?
– удивился я.

– А потом обратно отпускают, - смирно продолжал Егор, пальцем тыкая зверю в брюхо.
– Поцелуют в морду и отпускают. А как у нас крючок вытаскивают?

– У нас башку отрубают - и все дела, - сказал я.

Дети потупились.

– Эх, помню, на Сахалине первый раз голову тайменя увидел...
– мечтательно сказал я.
– Одну только голову, заметьте. На пристани, на озере Тунайча... Ну, с дедом Сережей. Где-то размером...
– Я развел было руки, но щука, болтавшаяся на правой, помешала толком показать.
– Идите, кстати, воды наберите...

Дети, перешептываясь, полезли к воде, я устремил глаза вдаль, покачивая щукой. Все-таки самый большой таймень - это таймень из детства.

– И чего?
– запыхавшись, спросил Егор по возвращении.

Я сложил щуку в холодильник, холодильные элементы от которого были впопыхах забыты дома, и он легко преобразовался в аквариум. Выпростал наконец руку из жабр.

– А дед Сережа был рыбак?
– не отставал Егор.

– Почему - был? Хотя сейчас-то он, конечно... Ты его помнишь?
– Я присел над холодильником.

– Который мне в Киеве кортик подарил?

– Да, хороший дед... Как он там один сейчас, интересно? Без бабушки?

– Ну да, - сказал Егор.

– И Михайловна уехала. К Ольке в Одессу - ногу лечить... Знаешь, там эти тазобедренные у женщин...

– Ну, - сказал Егор.

Я снова задумался, обвел глазами озеро. Над базой словно пролетел тихий ангел.

– Ну и чего, пап?
– Егор торопил перескочить через сантименты к делу.

– Пап, это таймень?
– спросил Матвей, указывая в аквариум.

Щука в холодильнике пришла немного в себя и заходила жабрами.

– Тайменя знаешь как выводят?
– сказал я.
– Дед однажды три часа...

– Он какой? Очень большой? Ну какой?
– присев, ерзал на корточках Егор.

– Которого дед выводил? Вспотел, помню, как негр. Мне было лет двенадцать, что ли... Короче, его положили в кухне на стол: башка с одной стороны до пола, хвост с другой - тоже до пола.

Егор зажмурился.

– Классно было на Сахалине, - сказал я.
– Каждый день торт, прикидываешь? "Подарочный". Такой с орешками, за три двадцать. Дед же полковник, зарплата восемьсот плюс у бабушки четыреста. Приедешь на каникулы...