Шрифт:
Фамильяр тяжелым меховым комом плюхнулся ей на колени:
— Что печалишься, хозяюшка?
— Честно говоря, я и сама не понимаю, — призналась Викис. — Вроде бы все нормально закончилось, и сама я правильно себя повела, а чувство такое, словно искупалась… в чем-то нехорошем.
— Экая ты… чувствительная, — вздохнул Керкис, — это ты с грязью, с подлостью людской близко столкнулась.
— Ведь не в первый раз вроде бы…
— Так близко — в первый, — возразил фамильяр, — но не в последний, уверяю тебя.
— Грустно, — прошептала девушка.
— Грустно, — согласился дух, — но неизбежно. Тебе придется не только с грязью сталкиваться, но и самой выбирать порой между злом и меньшим злом. Или большим…
— Мне нельзя зло выбирать! — в ужасе отшатнулась Викис. — От меня тогда ветер отвернется… А может, и не только ветер…
— Если выбор будет только таким, ветер тебя поймет. И не только ветер, — Керкис неожиданно шаловливо подмигнул.
И от этой гримаски на кошачьей — сегодня именно кошачьей — морде на душе стало как-то легче. Словно друг дернул за какую-то ниточку, стягивающую ноющее сердце, размотал, освободил…
И засыпала Викис в тот вечер с улыбкой.
А вот магистру Менгису не спалось уже не первую ночь.
Прошедшие дни не самым лучшим образом сказались на его душевном равновесии, и магистр сидел на подоконнике, потягивая из бокала легкое успокоительное, и предавался печальным размышлениям.
Да, все разрешилось наилучшим образом. По справедливости. Но без потерь не обошлось, а господин ректор не любил терять. С каждым оступившимся адептом, с каждым несостоявшимся юным магом из школы словно вынимали кусочек сердца, и ректор остро чувствовал ее боль.
Вирина. Талантливейшая девочка, с таким даром могла бы стать великим ученым… И так глупо распорядилась своим талантом, просто втоптала в грязь.
Но как ни сожалей, такие вещи спускать нельзя ни в коем случае.
Справедливость. А хочется — милости. Хочется, чтобы нашлись силы, способные вычистить гниль из души человека, наставить на верный путь, дать будущее.
Нет таких сил. Потому каждый выбирает свой путь самостоятельно. И некоторые пути ведут, увы, к падению…
Глава 3. ОСЕННИЕ ПЕЧАЛИ И СОБЫТИЯ
У всего есть предел: в том числе у печали.
(Иосиф Бродский 'К Урании')
Бедный волк с гобелена! И как его угораздило нарваться на девочку с корзинкой?!
(Ольга Громыко 'Профессия: Ведьма')
Время неслось стремительно, как скорый поезд. Осень — серая, мрачная, дождливая — окончательно утвердилась в Альетане. Парочки, наслаждавшиеся прежде иллюзией уединения среди деревьев в школьном парке, вернулись в общество, и в гостиной боевиков стало оживленно, как никогда.
В самом темном углу шептались Лертин с Кейрой… Впрочем, эти двое так светились, что угол на звание темного мог претендовать лишь с большой натяжкой.
Малко после долгих уговоров привел Малену, и она тоже стала проводить вечера с боевиками, тем более, что отношения с однокурсниками на родном факультете у нее разладились. Не то чтобы к девушке относились враждебно, но после известных событий посматривали настороженно и общения сверх необходимого избегали. Она и сама чувствовала себя неуверенно — слишком хорошо помнила, что натворила, пусть и под влиянием чужого внушения, — и даже попросила магистра Аврит временно отстранить ее от практических занятий. Но декан целителей была непреклонна: ученица должна перешагнуть через свои страхи, а не отсиживаться в сторонке.
Поначалу, конечно, в гостиной боевиков Малена смущалась ужасно, а в присутствии Лертина вообще спадала с лица и пряталась за надежную спину навенрского принца. Правда, о том, что он принц, Малена и не подозревала: несмотря на нежные чувства к избраннице, Малко пока не спешил поверять ей свои тайны.
— Все равно ведь когда-нибудь выплывет, — пожимала плечами Викис, — не боишься обидеть недоверием?
— Выплывет, когда придет время, не раньше. А Малена поймет меня, надеюсь, — стоял на своем принц.
Викис тоже хотела быть поближе к своему принцу, но получалось не всегда. Правда, теперь он работал только один день в неделю, магистр Нолеро пристроил парня на какую-то скромную должность в совет магов: то ли порученцем, то ли курьером, то ли просто бумажки какие-то разгребать. Возвращался он вымотанным сильнее, чем после мытья посуды в таверне, но о работе помалкивал, а друзья с вопросами не приставали.
О том, кто он есть, все уже знали. Впрочем, собратьям-принцам это было известно и прежде: там, наверху, они, похоже, все друг с другом знакомы были. Всё же Тернис, хоть и бастард, но признанный и воспитывался при дворе…