— Твой рисунок? Где он?

Торнтон снова был рядом, дыша мне в затылок.

— На шее, плечах, — отозвалась я, осторожно касаясь кожи.

Мою руку поймали и властно отодвинули в сторону.

— Хочу посмотреть.

Я не сразу поняла, что именно мужчина хочет, а потом покраснела.

— Ты с ума сошел.

— Почему? — его руки уже путешествовали по моему телу, напоминая, что кроме плащика и тонкого платья на мне ничего нет.

— Хотя бы потому, что здесь темно, — прохрипела в ответ, ощущая, как горячие ладони накрыли мою грудь и слегка сжали мягкие полушария. — Лео…

— Мне нравится, когда ты так произносишь моё имя.

— Так нельзя…

Губы покрывали быстрыми поцелуями обнаженную шею, заставляя трепетать всем телом.

— Можно. Ты моя жена.

— Но… мы же скоро приедем, — собрав остатки разума, ответила ему.

Остановился всего на мгновение и невинно уточнил:

— Два круга вокруг парка?

— Не смей. Это неприлично.

— В бездну приличия, Айола. Я скучал.

Поцелуй обещания, запретной страсти, огня и безумия, я растворилась в нём, подаваясь мужчине навстречу, зарываясь пальцами в его волосы и позволяя залезть себе по юбку, коснуться обнаженного бедра.

— Айола…

Я пробралась ему под рубаху, сумев каким-то чудом расстегнуть тяжелый ремень, коснулась гладкой кожи, которая дрогнула под моими руками.

— Бездна… хочу тебя, сейчас, — прорычал мужчина, рванув платье вниз, которое жалобно затрещало, застонало в его руках, разрываясь на части и освобождая грудь.

— Нет… увидят… не надо, — шептали губы, а тело горело от желания оказаться ближе.

Обжигающая ладонь сжала грудь, заставив меня громко охнуть и выгнуться. Но мужчина не спешил продолжать, прижался лбом к моему лбу, тяжело дыша.

— Что ты со мной делаешь? — простонал муж едва слышно.

«А ты со мной? Неужели не видишь, как я схожу с ума от одного твоего прикосновения и пытаюсь корить себя. Пытаюсь и не могу. Ведь это не должно было быть так… не может быть таким ярким. Не так быстро. Сердце еще кровоточит после раны, нанесённой Иваром, а я уже задыхаюсь в твоих руках… кусая в кровь губы, взрываясь на сотни миллиардов искр…»

Но ничего этого я не смогла произнести в слух, поэтому осталось лишь молчать и дрожать. Но недолго.

— Лео, — испуганно прошептала я, чувствуя, как его рука снова дотронулась до бедра, медленно перемещаясь дальше, туда, где огнём горело желание.

— Тшшш…

— Ты… Боги, что ты… ох.

Хватило всего одного прикосновения, что бы я раскрылась ему навстречу, жалобно закрыла глаза и вцепилась ногтями в ворот рубашки.

— Ты скучала по мне? — Греховный шепот на самой грани сознания.

— Да-а-а…

— Я помогу освежить тебе воспоминания… немного… чуть-чуть… чтобы ты, как и я ждала нашей ночи. Сходила с ума от предвкушения.

Искры сверкали перед глазами, огонь желания клубком свернулся внизу живота, грозя в любой момент взорваться тысячей молний, а бёдра сами собой двигались навстречу прикосновений его пальцев.

— Лео, — жалобно стонала я, забыв о том, что мы находимся в карете, что в любой момент она может остановиться, ставя нас в весьма неприличное положение.

Следующий вскрик мужчина поймал и заглушил своими губами, помогая сорваться с пропасти и поймав обратно, крепко сжимая в объятьях, пока тело дрожало в сладких конвульсиях.

Всего пара минут на то, чтобы прийти в себя, поправить подол и запахнуть на груди плащ, пытаясь скрыть разорванный вырез платья. Всего пара минут на то, чтобы надеть на лицо маску и начать игру длинной в жизнь.

Она легко и просто вживается в роль графини, словно всегда была рождена для этого. Манеры, поведение и дежурная улыбка, которую Айола дарила гостям. Лишь для избранных её глаза светились искренним светом, который освещал всё вокруг.

На него она старалась не смотреть. Но иногда их взгляды встречались и весь мир замирал, застывая между ними.

Обещание, томление и яд, сжигающий изнутри.

Ему до одури хотелось увидеть её рисунок, но её новое официальное платье было закрытым и волосы спадали так низко, что рассмотреть что-либо было сложно, лишь пара тонких линий, которые уходили за ткань, терялись в волосах.

Он знал, что все шепчутся по поводу отсутствия традиционного рисунка на лице, но Торнтону было плевать. Проснулись дремавшие инстинкты и какая-то маниакальная радость, что их увидит только он. Этой ночью… совсем скоро.