В голове всплыл образ семьи, которая умерла из-за меня, как их пожирают несколько лунатиков, огрызаясь друг на друга, чтобы оторвать лучший кусок себе. Я закрыл глаза, надеясь, что картина пропадёт, но всё стало только отчётливее. Я мог пережить их всех, бежать из обречённого города, даже вытащить с собой две чужие жизни, но три других пустым взглядом смотрели на меня так, что моё удачное спасение стало походить на проклятие.

Когда я вернулся, в лагере уже снова стояло безмолвие. Многие постелили что могли на землю и пытались спать, лишь единицы при этом не ворочались или хотя бы закрыли глаза. Кас сидел рядом с охраной, участвовал в планировке графика дежурства, Джон молча наблюдал, а Сара, кажется, смогла уснуть. Меня тоже клонило в сон, но ложиться рядом со всеми не хотелось, ни то от стыда, ни то от нежелания проснуться в толпе трупов.

Опять всё вокруг белое. Белые хвойные деревья, с большими снежными шапками, белая тропа, отличающаяся лишь меньшими сугробами; белое солнце, проступающее как влажное пятно через костляво-белые облака. Когда-нибудь мне обязательно приснится зелёный луг, посреди такого же зелёного леса, залитогтео морящим жёлтым светом, а ветер будет обдавать летом. Не будет ни стен, ни неказистых столбов с динамиками, из которых разносится запись пения птиц, которую можно выучить наизусть. Будут настоящие птицы, будет пыльная дорога без покрытия и всеобщее спокойствие. Но это когда-нибудь потом, а сейчас всё снова белое, и с неба идёт ярко-красный снег, жгуче-холодный и тающий на коже, превращаясь в рубиновые капельки. И виной этому снегопаду стала девочка с прокушенной шеей, бледная до синевы. Столько крови, что хватило на целый снегопад, и это моя вина. Хотелось как-то исправить положение, вернуть время вспять, когда я впал в ступор, и выстрелить дважды, хотя бы отпугнуть этого лунатика. Но сделать что-то уже было нельзя: она катала снеговика, лепила снежки и кидала в меня, добродушно приглашая к её игре. Я бы и рад, да пальцы онемели, даже пошевелить ими стало невозможно. Хорошо, что она не обижается… Когда-нибудь мне приснится зелёное лето, и я научу её любить его настоящий дух, а не тот, что стоял в Гринмане. А пока пусть резвится. Мне тоже всегда нравился снегопад…

Руки на самом деле онемели, и не только во сне. Утром, удивлённый, что никто более не умер, я поспешил к ближайшему костру на отогрев ладоней. Угораздило же меня засунуть их прямо в снег!

Каса нигде не было видно. Я уже начал беспокоиться, но Джон сказал, что он ушёл за едой. Неужели пошёл за позавчерашним роевиком? У Джона, к слову, уже свисал на шее тот самый свисток. То хвалёное оружие? Я надеялся, что он так шутит.

Сара отчётливо побледнела, её румянец стал намного ярче выделяться на почти белоснежной коже, будто отражая её расположение духа. Не нужно быть особо догадливым, чтобы по одному выражению глаз понять, какая буря творилась у неё на душе, да и чего уж тут — весь лагерь до сих пор находился в ступоре. Те многие, привыкшие к городскому распорядку дня, не знали, куда деться: завтрака нет, ни работы, ни купола над головой. Вот и что делать, кем становится? Меня этот вопрос терзал намного меньше, чем других.

Больше всего, конечно, меня поразила ситуация с воротами в город: людей там стало только больше, и стало видно даже какое-то движение, как в логове каких-нибудь зверей. Пожар тоже начал стихать, и главным предметом тревоги стало отсутствие солнечного поля. Хорошо, если он просто выключился из-за перегрева. Ну а если нет? Куда в таком случае девать весь народ, если до другого города доберётся жалкая горстка?

Сам того не осознавая, я подошёл к баррикадам. Ночка определённо была весёлой: с вершины конструкции, куда меня пустили без единого вопроса из-за винтовки на плече, открывался вид на густо заваленную телами улицу. Порядка полсотни лунатиков неподвижно лежали с маленькими сквозными дырами. Картина складывалась тошнотворная, точно как и запах.

— О… ещё один охотник, — прошептал один из охранников, видно не желая, чтобы я это услышал.

— То есть как? Как это «ещё один»?

— Так другой ушёл за едой! Пищевой склад не сгорел.

— Кас?

— Херас! Откуда мне знать? Не представился он!

Точно Кас! Так вот куда он пошёл. Ну, в целом, логично. Зачем рисковать жизнью на полях, когда можно рисковать ею в двух шагах от лагеря?

— А можно спуститься? — охранник посмотрел на меня с таким видом, будто сдерживался, дабы не разорваться от смеха.

— Тебе-то? А впрочем, иди, если не страшно. Можешь попробовать до арсенала дойти, аккумуляторы подтащить!

— Мне не страшно, но умирать я не собираюсь. Лучше помогу с едой.

— Твоё дело, — я перепрыгнул через перегородку из фанеры и тут же споткнулся. Кажется, я только что сломал чей-то нос. — На улицу вперёд всё чисто, дальше иди на свой страх и риск.

— Вы успели зачистку провести?

— С ума сошёл? Там просто никого не было.

Таким тихим город я ещё не видел: половина домов покидалась в спешке, и двери, естественно, никто не закрывал, что же насчёт запертых, то думаю, их хозяева до сих пор лежат там. Улочки, по которым только недавно гуляли люди, усыпались какими-то лохмотьями, засохшими кровавыми следами, но тела кто-то, судя по всему, убирал.

Здание, куда пошёл Кас, отводилось под склад сырой еды. Это было чем-то типа морозильной камеры для свежих туш и овощей с фермы, а иногда и для нескоропортящихся продуктов. Поначалу здание хотели поставить за пределами тепловой зоны, чтобы экономить электричество, но тогда это повлекло бы за собой траты на стены, с которыми ничего нельзя было сделать. Новые стены строить никто не умел, да и не было материалов, к тому же, технология купола позволяла поставить хоть три таких камеры, но ограничились одной на западе города.

Перед складом уже лежала серьёзная гора еды, расфасованная по прозрачным мешкам, пакетам, или просто раскиданная по примерно равным кучкам, и даже закинутая в пару рюкзаков. Недалеко лежало несколько мёртвых лунатиков с перерезанными артериями: они днём спят в тёмных углах, и склад идеально для этого подходил.

Кас вышел ещё с двумя мешками, увидел меня, и, издав шумное «да уж», кинул мешки к общей куче.

— Твой рюкзак правый. Уходим сегодня же.

— Джон хочет дойти до южной рощи, ему нужен проводник.