Шрифт:
– Мне не нужны твои шансы. Ты будешь моей, если я захочу.
– А ты самоуверен.
– Ты сама выдаёшь себя с потрохами. Твоё тело.
Серая сталь полоснула по лицу, приоткрытым губам, напряжённым соскам под тонкой тканью свитера.
Низ живота прошил эротический импульс, между ног вновь стало мокро.
Нельзя течь только от одного взгляда мужчины. Было в этом что-то унизительное, но противиться позывным тела она не могла...
Прикрыла глаза, ощущая его ладонь на своей щеке, подалась вперёд, вбирая неожиданную ласку. Его пальцы пахли ею, и это возбуждало ещё больше.
Они близки. Они познали друг друга. Они любовники.
– Ты любил Ларису? – опасный вопрос, щекотливый, совсем не к месту. Вот дура!
Его лицо напряглось, сделав черты заострёнными.
– Лариса была добра ко мне. Остальное тебя не касается.
Убрал руку, и как будто под дых пнули.
– Извини. Прости меня, Назар.
Гнетущая тишина. Высеченное из камня лицо.
– Да и пошёл ты! – резко подскочила, одёргивая свитер.
– Ты – псих, понятно? Нормальный мужчина не будет следить за кем-то, не будет изменять всё ещё живой жене. И прошлое твоё тёмное, как и ты сам!
– А какое твоё прошлое, Вера? Что за блондин, к которому ты ездишь?
– А вот это уже не касается тебя, - нашла наконец-таки свой валявшийся в складках покрывала телефон и распахнула дверь. – Забудь. Забудь обо всем. И пошёл к чёрту.
Гнетущий коридор, лестничный пролёт, осуждающие взгляды с портретов.
Дура! Какая же она дура! Она презирала мужчин, которые думают одним местом, хотя сама только что променяла разум на похоть. Отдалась как беспринципная шлюха и получила в ответ порцию унижения. Она чувствовала себя грязной, использованной, бесконечно слабой.
Да, возможно, детские обиды оставили в его душе глубокую рану, возможно, он винит её в том, что потерял брата, но она же не виновата! Его брат был чудовищем! Он крал, избивал слабых, издевался… Он её изнасиловал!
Почему она должна нести ответ за чужие поступки?
Оказывается, он был влюблён. Что за ересь! Они уже давно не дети, полная чушь что-то вспоминать сейчас. Утекло много воды, так зачем её баламутить? И тем более мстить! Зачем он притащил её сюда, в этот дом? Чтобы переспать и бросить? Боже, да ей плевать! Более того, она получила удовольствие, так что его план провалился.
И он жестоко ошибается! Она не будет его. Никогда. Она сдалась один раз, но больше этого не повторится.
Уйти бы отсюда, навсегда. Хлопнуть дверью и пусть катится! Но ей очень нужны эти проклятые деньги!
– Вера! Ты где была? – недовольная Анжела возилась у столика с медикаментами. – Я думала, ты вообще ушла! Предупреждать надо, что отлучаешься. Я приехала, а тут тишина как в могиле. А если бы Лариса начала задыхаться, а рядом никого? Крестовский бы нас обеих…
– Анжела, ради Бога – прости! Я… в библиотеку ходила.
– А что это с тобой? – подозрительно уставилась на её рваные чулки, перевела взгляд на растрёпанные волосы, свитер. – У тебя кофточка наизнанку.
О, чёрт! Обычно Вера не краснела, но сейчас ощутила, как вспыхнули щёки.
Какой позор! Под пытливым взглядом Анжелы Вера чувствовала себя обнаженной.
Она точно обо всем догадалась. Только этого не хватало.
Пробурчав что-то несвязное, накинула пуховик и поторопилась поскорее испариться. Подальше отсюда! От этого проклятого дома и, главное, от него.
– Вер, ты бы съела чего-нибудь, - Зоя Пална пододвинула дочери тарелку с ароматным борщом. – Что у тебя случилось? Ты сама не своя. На работе что-то?
– скрипнул обшитый бежевым дерматином диванчик. Бледные, почти прозрачные голубые глаза смотрели обеспокоенно, пристально, не давая ни малейшего шанса увильнуть от ответа.
– Да так, ничего особенного, - Вера махнула рукой и выдавила вымученную улыбку. Даже почерпнула ложкой наваристый бульон и, затолкав в рот, проглотила, не чувствуя вкуса.
Расстраивать маму ей очень не хотелось. Да, именно маму, ведь несмотря на то, что Зоя Павловна не была ей родной по крови и забрала из детского дома достаточно поздно, Вера испытывала к женщине самые тёплые чувства. Она не просто ей помогла тогда – она вытащила её из настоящего ада, который бы неминуемо начался после того скандала с изнасилованием в сарае.
Персонал, воспитанники, любопытные "сочувствующие" разделились тогда на два лагеря - одни считали Веру малолетней потаскухой, соблазнившей, а потом подставившей молодого ни в чем неповинного парня, другие же видели в ней жертву малолетнего садиста, который, несмотря на свой достаточно юный возраст, уже был крайне жесток и имел проблемы с законом.