Шрифт:
— Менестрель… — беззлобно проворчал Мазур.
— Прошу прощения! — живо отозвался Кацуба. — Данное песенное действо исполнено глубокого подтекста. Вы, друзья мои, вчера занимались сплошными глупостями, зато я пошатался по деревне и нанес визит вежливости отцу Гальвесу. Полезный разговор получился. Падре и надоумил. Видишь ли, пути вендетты неисповедимы, как и здешние пути распространения информации. Родственнички покойной могли и устроить засаду. Если они услышат могучие вокальные упражнения на незнакомом языке, ни за что не станут палить по лодке с бухты-барахты, обязательно сначала присмотрятся — и много шансов за то, что решат не связываться с белыми людьми городского облика, подождут более удобного случая…
— Резонно, — одобрительно сказала Ольга.
— Рад слышать, сеньорита… — И он снова заорал со всей экспрессией:
Ах, Таня-Танечка, не плачь, Достанем мы из речки мяч, Который бриллиантами набит. Идет этап, орет конвой, Тут и Руцкой, и Боровой, Обнявшись, дружно плакают навзрыд…— Странно, — призналась Ольга, раскрасневшаяся после дозы грапа гранде. — Каждое слово по отдельности понимаю, а смысл темен…
— Не удивительно, — серьезно сказал Кацуба. — Чтобы смысл был кристально ясен, нужно родиться в удивительной стране под названием Россия и прожить там всю сознательную жизнь…
Река стала гораздо шире, но Бокаси так и не включал мотора — от берега до берега протянулись заросли саргассов, каких Мазур еще не видел: ярко-зеленые крупные листья не лежали на воде подобно кувшинкам, а вздымались над нею на высоту сантиметров десяти на толстых стеблях. Лодка прямо-таки прорубалась сквозь них, запахло травяным соком.
Через пару километров река очистилась. Справа зеленела стена непролазного леса, слева тянулись довольно высокие холмы, здорово напоминавшие сибирские сопки. В лесу орала проснувшаяся живность, обезьяны и птицы старались перещеголять друг друга. Появилась кусачая мошкара, Кацуба старательно обрызгивал все вокруг остро пахнущим репеллентом, и эту процедуру приходилось повторять частенько.
Адская настоечка действовала — зрение у Мазура обострилось, он подмечал в лесу оттенки и детали, которых прежде ни за что не увидел бы на таком расстоянии. То же самое происходило и со звуками, из ушей словно вынули пробки. Полезная вещь, ни в чем не уступает иным засекреченным пилюлям…
Он, держа на коленях автомат, зорко наблюдал за стеной леса — родственнички и в самом деле могли выйти на тропу войны. Бокаси, наконец, после долгих усилий завел дряхленький мотор, грохотавший не хуже двигателя гоночной машины. Наверняка в радиусе пары-тройки километров по обоим берегам было слышно. Кацуба поневоле замолчал — ни один певец не выдержал бы конкуренции с тарахтящим движком.
Коряг, гнуснопамятных по Уакалере, тут не было — видимо, эта речушка не имела связи с теми, что брали начало в горах, и потому плавучего мусора почти не встречалось. Если бы не кровососущий гнус, прорывавшийся сквозь любые заслоны репеллента, плавание выглядело бы чуть ли не пикником — а так пришлось снова кутаться в накомарники.
Бокаси, сидевший возле мотора, перекрикивая его треск, о чем-то принялся расспрашивать. Кацуба фыркнул, Ольга слегка порозовела.
— О чем это он? — спросил Мазур.
— Индейские глупости… — отмахнулась она.
— Почему же глупости? — осклабился Кацуба. — Вполне дельные уточнения. Наш друг интересуется насущными подробностями того, как у городских белых принято мстить. Цивилизованный индеец, видишь ли, если ему в походе сопутствует его женщина, после того, как добросовестно и педантично перережет глотки всем врагам, со всем старанием принимается любить означенную женщину прямо на месте схватки. Пролитие крови, видишь ли, должно непременно сопровождаться пролитием животворящего семени — круговорот жизни и смерти в природе… ну, дальше сплошная философия. Словом, он как раз и интересуется насчет вас — что там у белых на сей счет принято…
Ольга не особенно сердито, но все же не без суровости произнесла несколько длинных фраз. Кацуба шепотом перевел Мазуру:
— Ехидно спрашивает, как смотрит индейская философия на тот факт, что женщина в данном случае не уступает своему спутнику в умении и желании разделаться с врагами, а следовательно, тоже является воином.
— А он? — спросил Мазур, когда Бокаси, закатив глаза, откликнулся длиннейшей тирадой.
— Сокрушается, что в мире становится все меньше порядка и древнего благолепия, — коли уж женщины не только ходят в мужских штанах, но и на равных участвуют в благородной мужской вендетте. Очень его возмущает упадок нравов.
— Интересно, как это совмещается со вчерашним инцидентом?
— Да так и совмещается — без сучка без задоринки. Изменила — получи мачете по темечку, в этом как раз кроется порядок и древнее благолепие.
— Вообще-то смысл есть… — мечтательно сказал Мазур. — В этом их древнем благолепии…
— Ну конечно! — возмутилась Ольга. — Я не сторонница феминисток, однако…
Бокаси, решительно хлопнув ее по плечу, заставил замолчать. Проворно дернул какой-то шарик на кожаном ремешке, и мотор смолк. Двумя тычками шеста индеец направил лодку к правому берегу, к чащобе.