Мазур с Кацубой схватились за автоматы.

Труп лежал ничком, наполовину в воде, над которой виднелся только затылок с завитками иссиня-черных волос. Руки вытянуты, загорелый, худой и почти голый — из одежды лишь ветхие джинсы, грубо обкромсанные выше колен. Судя по ороговевшим подошвам, человек всю свою сознательную жизнь проходил, не обременяя себя обувью.

Бокаси, обронив пару фраз, переступил через борт — на нем были домотканые штаны до колен, крайне удобные для того, чтобы бродить босиком по мелководью. Навалившись на шест, Кацуба вытолкнул лодку подальше от берега и удерживал на месте.

Проводник с невозмутимым лицом перевернул труп на спину. Стоя в воде, присел над ним на корточки, потрогал. Державший лес под прицелом Мазур без труда рассмотрел, что горло у покойника прямо-таки перехвачено до шейных позвонков — очень похоже, мастерским ударом мачете. Вся кровь уже успела стечь в реку, жуткая бледная рана походила на сюрреалистическую улыбку.

Повинуясь жесту проводника, Кацуба подогнал лодку, индеец ловко запрыгнул в нее, почти не качнув, забрал шест у Кацубы и выгреб на середину. Лицо у него, хотя и невозмутимое, не было вовсе уж деревянно-куперовским, и Мазур легко определил: проводник не на шутку встревожен…

Хуже нет быть свидетелем разговора, в котором не понимаешь ни слова, особенно в такую минуту. Вот уж действительно, плывем, как кабальеро в старину: именно так все и выглядело во времена Кортеса, надо полагать, когда трупы с перерезанными глотками были привычной деталью пейзажа…

Трое тихонько переговаривались, Мазур ежился от нетерпения, поводя толстым из-за глушителя стволом автомата.

И наконец уловил хоть что-то понятное — явственно прозвучавшее слово «барбарос».

— Лесной индеец? — спросил он.

Ольга кивнула:

— Типичный. Где-то поблизости, Бокаси уверяет, селение.

— Что, очередная жертва незаконной любви и ревности? — попытался пошутить Мазур.

Не вышло шутки — спутники смотрели на него скорее досадливо, как на несмышленыша, не понимающего очевидных вещей.

— У лесных несколько иные традиции, — сказал Кацуба. — Может показаться смешным, но нравы нашего проводника — как раз продукт несколько более цивилизованной, оседлой жизни. Лесных мало, если начнут из-за подобных вещей резаться, вымрут. Там свои обычаи, исключающие смертоубийства внутри коллектива…

— Тогда?

— Спроси здешнюю уроженку, — не без некоторого ехидства сказал Кацуба.

— А ведь дымом несет… — протянул Мазур. — Явственно… Оля, что это может быть?

Отвечать ей было неприятно, он моментально понял. Сердито отвернулась, бросила:

— Случается такое в глуши. Если племя не хочет уходить с земли, которая кому-то приглянулась…

— Ага, — тут же сообразил Мазур, что-то о подобном слышавший. — Захолустные магнаты, полезные ископаемые, драгоценные породы дерева?

Она неохотно покивала:

— Конечно, есть департамент по делам лесных индейцев, есть законы и строгие правила, только вот не всегда есть возможность укоротить руки окраинным «барончикам». Это не вчера началось и не сегодня, уж как ни бился дон Астольфо, а с корнем выжечь даже у него не получилось…

— Так, — сказал Мазур. — Это что же, есть риск попасть в самые что ни на есть нежелательные свидетели?

— Боюсь, что так, — поджала губы Ольга. — Тут никакое «сальвокондукто» не поможет. Только… — и выразительно похлопала по кобуре своей «беретты».

— Очень мило. А как-нибудь объехать стороной нельзя?

— Не получится. Бокаси говорит, нет тут таких притоков… Если что, будем драться. Лишь бы не попасть под огонь из засады.

Лодка вновь двинулась вперед — индеец не включал мотора, орудуя шестом. Дымом несло все сильнее, за поворотом они увидели источник гари — черные клубы лениво выплывали к реке между покрытыми серыми лишаями мха стволами. Бокаси остановил лодку, они долго, старательно прислушивались, но не услышали никаких звуков, говоривших бы о присутствии человека, ни выстрелов, ни криков, ни беготни. Лодка вильнула вправо — проводник уверенно повел ее к берегу, что-то коротко сказал.

— В этом селении он и собирался прятаться, — перевел Кацуба. — Он со многими в лесу знаком, но к этим собирался в первую очередь. Черт, и не остановишь его теперь…

Он перехватил шест у проводника. После недолгих колебаний сунул ему Мазуров «гаранд». Умело держа карабин, Бокаси прыгнул на берег и бесшумно заскользил меж стволов.

Его не было минут десять. Вокруг стояла тягостная тишина — не орали обезьяны, молчали птицы. Судя по реакции живности, еще сторожко помалкивавшей, события развернулись не так уж и давно.