– Это ни в какие ворота, ведут себя, будто в борделе!
– Далия была явно не в духе, - Мадонна, что они себе позволяют! У нас, между прочим, приличный дом!

Она осеклась, наконец, заметив нашу компанию. Судя по лицу служанки, она слегка усомнилась в собственных словах.

– Мэссэры?

– Далия, любовь моя! – Боно шагнул вперед, явно сам намереваясь объяснить женщине, что от нее требуется. Та мгновенно нахмурилась и бросила быстрый взгляд в сторону графини, явно не желая устраивать сцену в присутствии хозяйки:

– Бононвенунто! Что ты здесь делаешь?

Далия быстро оглянулась на дверь, словно размышляя, мог ли охранник ее слышать. К счастью, стены были толстыми, а двери плотно прилегали к наличникам, почти не пропуская звуки.

– Я спешил к тебе, как мог! – фыркнул художник, - Испытывая лишения…

– Что, матрас у этой шлюхи был не так мягок, как в твоей кровати?

– Она не шлюха, а натурщица! – поправил её Боно, - Восхитительное легкомысленное создание, которое никогда не сравнится с тобой!

– Я давно говорила, что ни у одной женщины, которая соглашается спать с тобой, нет мозгов!

– Зато у нее другие выдающиеся достоинства! – отпарировал художник, - Хотя, повторяю, ни одна из них никогда, не сравнится с тобой, моя единственная любовь!

Далия замерла, недоверчиво смотря на него.

– Ты болен! – убежденно сказала женщина, - ты явно болен… или тебе что-то нужно, Бононвенунто! Вот почему ты такой!

– Это нужно не ему, а нам всем, - перебила я, понимая, что это общение может затянуться, - Далия, нужно, чтобы ты прошла в комнату пастыря Джерардо…

Коротко я объяснила ей задачу. Женщина задумалась, затем неуверенно кивнула:

– Я попробую!

– Хорошо. Боно, тебе лучше переодеться во что-нибудь менее пестрое! – я выразительно посмотрела на его полосатые одежды. Художник лишь рассмеялся.

– Мадонна, поверьте, мне лучше остаться в этом! Смотрите! – он скинул дублет, выворачивая его наизнанку, и сразу же надел, оказавшись в темно-синем.

– Наверняка надет на случай побега от ревнивого мужа, - фыркнула Далия.

– Ну что ты! Так я обычно скрываюсь от женщин, жаждущих меня! – беззаботно откликнулся художник.

– Оставьте свой запал на комнату пастыря, - посоветовал им Козимо. – У нас мало времени! Вы поняли, что от вас требуется?

– Да, мэссэр, - Боно послушно нырнул в тайный ход. Далия направилась к дверям, мы остались в спальне графини, посматривая в окна, которые выходили на ту же сторону, что и окна комнаты пастыря. Вскоре Боно показался в саду. Теперь в руках у художника была гитара.

Перескочив через невысокие кусты, ограждавшие клумбу, он небрежно прошелся по цветам. Графиня, стоящая рядом со мной, недовольно зашипела, но промолчала.

Встав в картинную позу в центре, Боно несколько раз провел рукой по струнам гитары, прислушался, затем подкрутил что-то и вновь заиграл, теперь уже запев достаточно громко и совершенно не попадая в такт:

– Мне милых волн морских милее,

Мне лучше солнца и луны,

Мне краше жизни, лучше света,

Та, кто оберегает сны.

Прекрасной дамы силуэты

В моей роятся голове,

И лишь любовные сонеты

Повелевают на земле…

Окно спальни пастыря Джерардо распахнулось. Правда, вместо Далии там показался человек, в котором я с удивлением узнала пастыря, который говорил речь на площади. Сама служанка, слегка покраснев, выглядывала из-за его плеча.

– Антонио, - прошипел Козимо, подтверждая мои догадки, - Что он здесь забыл?

Музыка оборвалась. Боно невольно отступил на несколько шагов назад. Лоренцио, стоявший рядом со мной, шумно выдохнул, а графиня тихо сказала: «ой».

– Юноша, вам не кажется, что вы слишком шумите! – строго произнес пастырь.
– Мой собрат болен, и ему необходим покой!

– Простите, пастырь, - художник явно был сконфужен, - я не ожидал увидеть вас здесь!

– Верю и лишь поэтому не прикажу дать вам плетей, мой милый, а теперь – ступайте, или я все-таки вынужден буду позвать охрану, - пастырь повернулся к служанке, - А вам, моя милая, надлежит выбирать поклонников получше! Этот художник – известный распутник… И вообще, вы же собирались прибраться в комнате.

Окно вновь закрылось. Боно, закинув гитару на спину, поспешил уйти. Судя по тому, как он шел напролом, художник здорово испугался.

– Кто это был? – я с удивлением рассматривала принца, который выглядел крайне ошарашенным.

– Пастырь Антонио, - отозвалась графиня, - Он обучал Козимо и Делроя в Риччионе.

– Как мило! И что он делает в комнате Джерардо? Пришел добить его? – фыркнула я.

– Он – лекарь, они дают магическую клятву спасать жизни. Тем более они с Джерардо - дальние родственники, и оба не любили Горгонзо, - пояснил принц.