Николас потирает глаза.

— Послушай, папа. За это время, что мы с Ивой были знакомы, ничто не мешало ей просто свалить от меня подальше, тем более что кидрик был с ней неразлучен. И плевали они на мои запреты, приспичь им смыться. Ива этого не сделала. Они с Риком фактически вытащили меня из-под завала, заметь: не я их, а они меня! Она ввела меня в свой дом, познакомила с детьми, меня, которого без году неделю знает, но не из-за беспечности, а потому что доверилась. Она умеет быть другом…

— Вздор, — небрежно отмахивается дон Теймур. — Не смеши. Дружба между мужчиной и женщиной?

— Тебе напомнить леди Аурелию? — вкрадчиво осведомляется Николас. — Или за пятнадцать лет что-то изменилось? И сэр Джонатан, и мама прекрасно осведомлены о ваших отношениях, но разве они хоть раз ревновали? Даже мама!

Дон сердито передвигает фигуру. Почти не глядя.

— Хочешь сказать, что вы и в самом деле друзья? И между вами действительно ничего не было?

— Она практически жена моего брата, — доверительным шёпотом сообщает Ник. — За кого ты меня принимаешь?

Дон Теймур отводит глаза.

— Будем считать, ты меня убедил. И твоя Ива — ангел во плоти, да и ты заодно. Чего ты от меня хочешь? Признаю, я у неё в долгу, но я и не отказываюсь, и обязательства свои всегда выполняю. Она ни в чём не будет нуждаться.

— А она и сейчас не нуждается, — спокойно говорит Николас. — Ты думаешь, Ива жаждет кинуться всем нам на шею? Не рассчитывай, она бледнеет при одном только упоминании о нашей семье, а сама мысль о том, что ты можешь её отыскать, вызывает у неё панику! Конечно, достаток у неё совсем иного уровня, нежели наш, но для одинокой женщины, лишённой всякой поддержки, вполне приемлемо. Ты знаешь, кем она работает?

— Работает? — Дон снисходительно усмехается. — Какой-нибудь секретаршей. Машинисткой. Шьёт на заказ? Я слышал, она занимается рукоделием…

— У неё два высших образования, папа. Экономическое и филологическое. Она дипломированный специалист по бюджетированию производства. Если хочешь, спроси у девочек о системе бюджетов денежных потоков, прибылей и убытков и прогнозного баланса — они тебе выложат всё до последней запятой. А ведь это немногое, чему они нахватались от матери так, из интереса, представь её объём знаний целиком? С учётом того, что она занимается этим не менее десяти лет? Будь она мужчиной, зарабатывала бы раза в три больше, но она женщина, да у неё на руках ещё и дети, которые, поверь, не в обносках ходят. Кстати, ты думаешь, это, сейчас Майкл играет? Ошибаешься, это твоя старшая внучка. Конечно, в их крошечной квартирке не то что рояль — пианино не поместится, но девочка дожидалась конца занятий в музыкальной школе и отрабатывала уроки на свободном инструменте. Как она играет — ты слышишь. Маша — гитаристка, и неплохая. Обе прекрасно учатся в гимназии с математическим уклоном. Умны. Воспитаны. Образованны. И в то же время умеют за себя постоять. Признайся, ты ожидал столкнуться с чем-то худшим?

ГЛАВА хранит молчание, с виду бесстрастен.

— И вот ещё что, дорогой отец. Посмотри вот на это. — Николас снимает с доски своего ферзя и ставит вместо него чучундрика. — Посмотри внимательно. Вот такие поделки, притягивающие к себе положительную энергетику, твои внучки мастерят за пять минут. С лёгкой руки своей матери. У них дома — куча такой на вид дребедени, которая сплошь зелёная, вся в обережной ауре. Знаешь, за счёт чего у детей до сих пор не началась ломка? Я-то заговаривал Иве зубы, говоря, что впереди ещё год-другой, а сам боялся, что опоздаю… Вот за счёт этого. Обережная аура, помноженная на материнскую любовь, капля за каплей тащила на себя скудную энергетику и подпитывала детей. Фотографии… портреты ушедших родных, с которыми они общались и разговаривали, как с живыми, тянули крохи энергии из мира мёртвых и не давали затухнуть нашей, некромантовской ауре.

Николас передвигает чучундрика на три клетки вперёд.

— Шах, папа. Шах и мат.

… И снова смена декораций. Лужайка перед замком. Вечер.

— Я никуда тебя не пущу! — заявляет леди Мирабель сыну.

Девочки тихо, как мышки, сидят на садовой скамеечке. С соседней дон Теймур задумчиво поглядывает на первые звёзды.

— Не пущу! Слышишь? — Мирабель даже пальцем грозит нерадивому сынку. — Как смеет ваш отец замахнуться на нейтралитет? Он забыл, что это незыблемо? Каждый некромант на счету, а вы надумали ввязаться в войну? Нет и ещё раз — нет!

— Мири, уймись, — сухо подаёт реплику дон. — Всё решено.

— Решено? — вскипает Мирабель. — Ты… Или у тебя нет сердца? Сын, которого мы уже оплакали, вновь появился, а ты толкаешь его в самое пекло? Изверг!

— Кто тебе сказал, что я погибну, мама? — Николас пытается её обнять. — Я не так уж плох, поверь!

Она вырывается.

— Ты б ы л когда-то не так уж плох, болван! Пятнадцать лет без практики — это верная гибель в первом же бою! Что ты мне рассказывал о своей двойной звезде? Тебе еле-еле хватало энергии, чтобы выжить! Тимур, да скажи ты ему!

Вздохнув, Николас мягко отстраняет её и отходит шагов на пять. Поворачивается. В вечернем сумраке его аурные крылья разворачиваются искрящимся шлейфом.

— Прости, мама. Я соврал.

Ближайший каштан выдёргивает корни из земли, скручивает ветви, разевает дуплистый рот — и превращается в ходячего монстра-онта. Комья земли, осыпаясь с корней, словно ртуть, скатываются воедино, формируя земляного голема. За спиной Николаса, метрах в ста небольшой смерч закручивает с поверхности озера водяную воронку, она приближается, раскидывая мириады брызг, и вдруг зависает над травой гигантской линзой.