— О Боже, за печкой кто-то есть, — прошептала я крёстной. Она в ответ кивнула. Обстановка накалялась.

— Давайте уйдём от греха подальше. — Не успели перевести дыхание, как опять щелчок, более выразительный, и мы услышали чьё-то тяжёлое дыхание, вслед за ним мелодичное рычание. Я прижалась к крёстной.

— Не бойся, потихоньку отходим к выходу и покидаем имение.

— Кто нарушил моё уединение?! — зашумел гость. Показалась громадная львиная голова, к нашему удивлению, с человечьим лицом. В глазах животного отражалась голубизна небес в ясный день и не звериное любопытство.

— Вы что здесь делаете, а? — разозлился он.

Мы отпрянули назад.

Крёстная собралась с духом и ответила:

— Это имение бабушки и дедушки моей крестницы.

— Мне плохо, пойдёмте отсюда, — умоляла я крёстную.

Животное выскочило и преградило нам дорогу.

— А-а-а-а-а-а-а, — закричала я в испуге.

Вот когда мы разглядели чудовище. Огромный лев с большими чёрными перепончатыми крыльями по форме летучей мыши и таким же чёрным ороговевшим хвостом, который венчали острые когти, это его ядовитое жало, оттуда он пускает отравленную стрелу в жертву.

— Теперь я здесь живу, дом охраняю. — Животное ходило вокруг нас и недовольно рычало.

— Ты знаешь, кто это? — спросила крёстная.

— Нет. Хочу домой, — как маленькая, заныла я.

— Очень похоже на Мантикору — хищника, монстра. Ниночка, мы в ловушке, этот зверь охотится на людей, живыми нас отсюда не выпустит. Что я наделала? Мы пропали, — призналась в своей ошибке Наталья Серафимовна.

— Не тронь их, — ворвался голос Прасковьи Никитичны. — Внученька, не бойся, он дом стережёт. Пришлось затратить много сил, чтобы приструнить его буйный нрав, зато теперь сторож смирный. Вас не тронет.

Мантикора, поглядывая на нас, недовольно рычал, возвращаясь назад к печи, где и разлёгся.

— Лёвушка, — так величала его бабушка, — передай внучке магическую искру, ты понял меня, миленький? — Мантикора недовольно поднялся и направился к нам.

— А-а-а-а-а-а-а, — закричали мы дуэтом.

— Спокойно, девочки, ничего плохого он не сделает. Ниночка, раскрой ладони, он передаст тебе защиту.

— Выполняй, слышишь, бабушка говорит, — наставляла крёстная.

Мантикора потряс над моими ладонями головой, и из его правого уха посыпались золотистые искры. Я сразу почувствовала тепло, которое, покалывая, пробежалось по ладошкам, вдоль кистей рук. По мне прошла приятная волна — ощущения невероятные, словно неведомая сила поднимала меня над землёй, отчего тело стало лёгким, невесомым — я парила. Расправила плечики, на душе воцарилась божья благодать — спокойствие вернулось ко мне. Я впервые за долгое время заулыбалась.

— Ничего не бойся. Ты защищена. Как только женщина с малиновым клеймом приблизится к тебе, приподними навстречу ей открытую ладонь, этого будет вполне достаточно.

— Прасковья Никитична, благодарю вас. Вы — наше спасение, — проговорила крёстная, вкладывая в слова глубокий смыл, и чувства.

— Семью дочери не уберегла, мужа потеряла, сама сгинула. Вас в обиду не дам. Сторонитесь неблагонадёжных людей, от них одна морока и неприятностей гора. Возвращайтесь домой и живите, как надлежит, в своё удовольствие. Наталья, не оставляй внучку, ей предстоит лютое испытание, помочь не смогу, не допустят меня. Но Господь не оставит без помощи. Спасёт человек, в сердце которого любовь живёт, эту силу никто не сломит, не вытравит и не победит. Ниночка, держись за него — в нём твоё спасение.

— Не беспокойтесь, Прасковья Никитична, я позабочусь о Нине.

— Верую. — Мы услышали выдох, и воцарилась тишина.

Это так неожиданно

Я вернулась в Петербург хмурым ноябрьским утром. Погода совсем не радовала. Сильно продрогла в пути. Карета двигалась медленно. Накануне запуржило, замело, и весь город накрыло белым пушистым покрывалом. Меня встретили пустынные улицы, умело скрывавшие ночные секреты, и раскачивающиеся на ветру мигающие фонари. Они от скуки затянули свою скрипучую песнь, что наводило грусть и теребило душу. Семён Платонович сопровождал меня. Он потребовал, чтобы извозчик занёс поклажу в дом. На прощание пожелал мне обрести спокойствие духа. Агент протянул свою визитку — на случай, если понадобится помощь, или я надумаю сообщить что-то новое. На этом мы распрощались.

Я вбежала в дом, сбросила шубку, шляпку, муфточку, отдала служанке и направилась к камину. Очень хотелось согреться.

— Барышня, — окликнула меня Даша.

— Что?

— У Софьи Гавриловны гость. Пойдёмте в столовую, там тепло и обед подам вам. Вы с дороги голодны небось.

— Лучше чаю. Промёрзла.

— Как скажете.

— Пойдём в столовую.

— Сию минуту, отнесу в гардеробную ваши вещи и вернусь. Самовар как раз вскипел.

— Очень кстати.

— Ниночка, ты вернулась, моя девочка? — услышала я голос тётушки и оглянулась. Софья Гавриловна сияла, мне показалось, она помолодела в моё отсутствие. За ней в прихожую вышел высокий, подтянутый господин. Его внешность служила образцом элегантности. Я сразу догадалась, что этот человек занимает высокий пост и даже в часы досуга не забывает об этом. Княгиня рядом с ним чувствовала себя молоденькой девушкой. Он удивительным образом умел создавать настроение, не меняя выражения лица. Меня этот факт несколько обескуражил. Тогда, в нашу первую встречу, я не знала, что серьёзным он остаётся всегда. Пройдут годы, и он докажет мне — это всего лишь защитная маска в обществе посторонних людей. На самом деле душа у этого человека ангельская, и ему по плечу осчастливить каждого, кто встретится на его пути. Прохор Петрович, так звали знакомого тётушки, по натуре был жизнерадостным и добродушным. В первую нашу встречу я всего этого не знала. Что-то магнетическое притягивало в его лице. Но то, как он смотрел на меня, подсказало — этот мужчина способен на высокие чувства. Его глаза разговаривали со мной, досадно, что беззвучно. Боже мой! Как он смотрел на меня в день нашей первой встречи! Ему хотелось верить. Я увлеклась, вслушиваясь в свои мысли, а тем временем Софья Гавриловна меня окликнула:

— Душа моя, познакомься, мой лучший друг и преданный помощник нашей семьи, Прохор Петрович Федотов. Он же статский советник, одержимый идеями и горячий сторонник благотворительных аккордов, — продолжала перечислять заслуги своего друга Софья Гавриловна. — Что я вижу, ты заулыбалась, радостно мне. Между прочим, покойный муж очень почитал Прохора Петровича.

— Приятно познакомиться, — присела я в реверансе.

— И мне.

Тётушка не знала, чем вызвана моя улыбка. А вот её гость, кажется, догадался.