— Ну ну, Чапа Чапа, тихо тихо…

Я прижался шлемом к широкой носорожьей щеке и похлопывая его по шее наводил мосты. Зверь уважает силу. Сдвинуть меня зверь не смог. А тут сильный еще и дружить хочет. Ну, Чапа, подружимся?

— Травки чистой, водички холодной, работки на ноготок…

Заговорил животину. Прямо под рукой Чапа расслабился и мотнул огромной башкой вполне дружелюбно. Ах ты золотой мой. Сейчас мы этим грубиянам покажем боевых скоморохов. Хамуха мертвого долой. Седла нет, но и не надо. Я подхватил голову Йоды и запрыгнул на широкую спину.

Хайра у Йоды не было и потому я просто насадил голову урода на вытянутые пальцы. Подъял вверх руку заканчивающуюся мертвой головой, качнулся всем телом в нужную сторону и влепил пятками Чапе. Понял, умничка, и пошел ускоряясь прямо в свалку.

Восток дело тонкое, пока эти чингачгуки не поймут, что так будет с каждым, не успокоятся. И нужна песня. Покруче. Вот!

Мы с Чапой летели на хамухов, и я орал как потерпевший:

— Со юз! Не руши мый! Ре спуб лик! Сво бод ных! Спло ти ла! На ве ки! Вели ка я! Русь!

Ну и дальше по тексту. Сейчас там другой текст, но меня учили в школе этому, да и дело не в тексте. Хамухи узнавая в отрубленной голове Йоду начинали подвывать и выходить из схватки. Я совершил один почетный круг и охрип окончательно.

Враги скучковались в отдалении и не уходили. Эльфы с баррикады таращились. Потерь, на удивление, и у той и у другой стороны было немного. Но потери были. Песня закончилась. Чапа опустил морду и начал хомячить траву.

От хамухов отделился переговорщик (кто же еще) и медленно приблизился ко мне. Десять метров. Это у них какой-то стандарт, очевидно. Ближе — агрессия, дальше — подумают, что боишься. Да откуда мне сие ведомо?

— Покупать голова этот хамух. И тело.

Хех. Сработало. Больше никто не умрет. Наверное.

— Что дашь?

Интересно во что оценили хамухи тело и голову атамана.

— Мой голова. И тело.

Не понял. Но этот хамух и не дал мне успеть понять. Он быстро резанул себя по горлу, да глубоконько так, до позвонков, и свалился с носорога в траву. Это значит мне как-бы уже заплатили и не отдать Йоду на погребение я уже не могу. Круто. Очень интересные ребятки. А этот, наверняка, героем песен станет.

Я оторвал Чапу от ужина и мы почапали туда, где лежал собственно сам Йода. Спрыгнув на землю, я положил проданную голову рядом с телом. Да идите вы все в голубую дырку, с такой торговлей. Всё, где там моя клетка? Айё! И клетки у меня уже нет. Одни мы тут, Чапа, отщепенцы. Попустило и тоска. Мышка, где твои коленки?

Эльфы все поняли правильно. Крокодилы раскрылись и хамухам вынесли два тела. Эти ловкачи сумели прорваться и зарезали нам мечника. Затоптанного носорогами Ягодку я нашел и принес сам. И еще один лучник пал. Пятеро хамухов, не считая Йоды на троих эльфов. Но чувства победы не было.

Стороны забрали своих мертвых и разошлись. Караван побежал ускоряясь. У нас практически все были легко ранены, а один мечник тяжело. Как я понял, белые армейские морфики самовосстанавливались и еще останавливали кровотечение (лечили помалу).

Лите в бою сильно порезали лицо, и она, обмотанная тряпками, пряталась в своей кабинке. Смерть мантикор была на ней и настроения это Лите не добавляло. Я же тюхал рядом с ее кабинкой на Чапе. Чапа оказался необыкновенно мирным и чутким носорогом. Литин крокодил косил на него лихим желтым глазом, но хулиганить хвостом не решался.

Мое боевое колдунство про союз нерушимый произвело на армейцев сильное впечатление. Ну и как я встретил летящего носорога грудью, тоже все видели. Похоже служивые меня теперь считают опасным боевым зверьком высокородной Литы Латоп Лигур Лиранс Черный Эль. Да и наплевать.

— А я совсем не боялся.

— Потому что ты смелый.

— Ну только чуть чуть, когда в нас носорог врезался, а потом все. Уже не боялся.

— Мужик, чо.

— А Чапа добрый.

— Да, малыш. Очень добрый.

— Как ты думаешь, стоит мне принять форму носорога?

— А ты размышляешь какую форму принять?

— Ну я всегда хотел твою форму принять. Только подумал вот, что нас же путать будут.

— Понял. Не спеши с формой. Хорошую форму так сразу и не найдешь.

— Хорошо. Я буду думать. А почему Лита плачет?

— Ей больно. У нее рана на лице.

— Лита хорошая, но ее форма мне не подходит.

— Почему?

— Она не мужик.

— Это точно.

Если я единственный бабазяк известный этой расе (ну одной капризной принцессе этой расы), то Мышь среди них искать бесполезно. Зачем же я еду с ними? Чтобы узнать где голубая дырка. И девку, честно говоря, жалко. Будет шрам на морде. Отвернутся от нее высокородные женихи теперь. Хотя, что я о них знаю? Ничего.