Необжитые пространства. Том 2. Позаранник
вернуться

Ростокин Виктор
Шрифт:

«Реальность – грубая надстройка…»

Реальность – грубая надстройка,А кровля – плесень горбылей.Стол. И окурок. Кучно строки.Лицо подсолнуха желтей.И это все неприхотливость,Ни боль, ни сладости озноб.Штрихом мелькнуло и простилось…С ухмылкой вяло чешешь лоб.А тут совсем загадок нету(Иной под шкурою медведь!),Коли под кроной столько света,Увидишь – можешь умереть!И я поэтому на равныхС березой рядышком стою,И в душу речь струится плавно,И молча я благодарю.«Как жил – так и живи!» – вещает.И я с дороги не собьюсь.Всю землю не объять большую,К тебе я кроной обернусь.И мать во мне ты угадаешь,Ее прояснятся черты.Кто слеп, поэму им подаришьБлагой реальной красоты.

«Помолился на кукушкин плач…»

Помолился на кукушкин плач,Повздыхал у траурной сирени,Никому в округе не палач,Свет не заслонял своею тенью.Лобызаться ни к кому не лез,Проповеди не читал блаженно.Обегал сторонкой меня бес,Хохоча с издевкой оглашенно,Мол, ни там ни тут я не обрелНи тщеты, ни злата отвращенья,Налегке босой полями шел,Улыбаясь птицам и растеньям.И пустой всегда была сума,Хоть на дне б нечаянный орешек.Всякого словесного дерьмаСлышал от того, кто с красной плешью.Были средь людей ему сродни,На виду они рога носилиНочи напролет, а также дниНа худое прилагали силы,Превращали в тлен цветущий логИ дома от душ опустошали.Я их желчь натужно превозмог,Мне молитвы крепость придавали.Возвращал я к жизни цвет земли,Воскрешал людское оживленье.Урожай просил я у зимы,А у лета – песен, вдохновенья.

«В диких сумерках, нависших…»

В диких сумерках, нависшихГрязной, льдистой бахромой,Над овражной черной нишей,Над корявою рекойЯ сиротски потерялся,Заблудился, как навек,Мне попутчиком назвалсяМеланхольный бледный снег.Но он выдохся уж вскореИ отстал, совсем исчез.Разделить со мною гореНе согласен даже бес.Я все дальше удалялсяОт оконцев и стогов,Где я рос, грустил, смеялся,Много знал хороших слов.Пo-особенному солнцеГрело. Но позвал большак,Дабы жизнь познал до донца,А судьбу зажал в кулак.Не познал я жизнь до донца,Не зажал судьбу в кулак.И не греет больше солнце,Как чужой, молчит большак.

«…И вот повалена сосна…»

…И вот повалена сосна,И из тайги ее везут.И с этих пор моя она —Награда за упорный труд.За жизнь. За испытанья. Боль.И за надрыв души.До неба распахнется дол,До праведной межи.Распилят дерево на гроб,Мне в нем уснуть навек,Сосновый запах будет, чтобЗемных не позабыл я вехИ то, что был я человек.

«Дождь-позаранник совсем не похож…»

Дождь-позаранник совсем не похожНа другие дожди на земле.По-особому он и хорош, и пригож,Он приходит ко мне на заре.И стучится в глазок своим нежным перстом,Я к нему выхожу тот же час,И мы вместе по старой тропинке идем,Рядом мой неразлучный Пегас.Открывается взору прохладный пейзаж,Первобытный струящийся дол.И задумчив Пегас (неуместен кураж!),За иною он тайною шел.На безлюдье тревожно родятся стихи,Их с другими уже не сравнить,В них лопочут ручьи и ворчат лопухи,Никого не изжить, не убить.Я Пегасу сказал: «Возвращайся домой,Нам расстаться пора до лучей».Я умру. И восстану травой и росойПод знаменьем небесных мечей.

«Фуражку снял не для поклона…»

Фуражку снял не для поклона(Сей ритуал поэту в честь!),Присел я под отрожным кленом,Еще в запасе время естьПо-стариковски, по-крестьянскиПоблажить думкой в холодкеО ставших ветреными странностями —Их распылило налегкеТам, где не странствовал я ране,Где волоска не обронил,Но в сердце был осколком ранен —Оттуда некто отпустил.Не целясь, без утайки мести,Сама цель притянула… ЯМеж тем не ведал этой вести,Лишь знал: есть небо и земля.Я не вдавался в рассужденье(Извечный юности порок!),Уже не избежать растленья,И час уж этот недалек.Он тенью скорбною витает,Круги смыкая надо мной,Все ниже голова сникаетНад кровью плачущей страной.

««Позавидовать можно ему…»

«Позавидовать можно ему:Не сломали его неудачи!» —Кинул бодро за плечи суму,Ухожу, планы вслух обозначив.Ну а как по-другому-то быть,Когда так обстановка сложилась,Иль от боли истошно скулить,Аж вот-вот разорвутся и жилы!И не надо завидовать мне,Мое горе – моим будет вечно.Не однажды приснится во снеС поразмытым лицом человечьим.Я признаю бесстрастно себя,Остановится глухо дыханье.Лишь жена, беспокойно любя,Разгадает безвременно тайну.Мою руку к губам поднесетИ утешит: «Нет благ без ущерба».…Будет также толпиться народ,Принеся Богу скорбную жертву.

«Я в скудости природы разгадал…»

Я в скудости природы разгадалТого, что в яви нет, от сглаза скрыто:Веселый облак, а за ним увалИ ласково склоненная ракита,И тень ее, как лебедя крыло,Распластанное в трепетном бессилье.Все, что ушло, все сызнова пришло,Разведренно, молитвенно-всесильно.Я наслаждаюсь ясностью картинИ восхожденьем собственного духа,И ощущением: я не одинВ пределах созерцания и слуха.Мое сознание охватывает светДо горизонта… и гораздо дальше,И где того, что здесь, возможно, нет,И тень ракиты вдаль крылом не машет.Я, затихая телом и душой,Возьму в ладонь земли комочек малыйИ в нем в тот миг узрею мир иной,Един, как я, он в космосе усталом.