— Какого хрена? — Сзади Штырь, а с этим я даже познакомиться не успел!

Зрачки по-кошачьи сузились, и даже голова немного накренилась.

— Так в штаны можно навалять и прибьют, подумают, что свежак появился, — объяснил я своё возмущение.

Глаза кваза скосились на мой палаш.

— Он со мной попал, семейная реликвия, культовая, заговорённый. Отнимает энергию всех, кто к нему прикоснётся, ещё деду наговаривали.

Через моё правое плечо, внимательно прислушиваясь, смотрела ещё одна морда мертвяка. Потом мертвяки развернулись, один пошёл впереди, а другой зацепил за ручки на спине у формы Штыря и его кореша, поволок их в сторону подлеска. Уже почти совсем укрывшись в кустах, мне кивнули, мол, иди за нами.

А что? У меня что на уме, то и на языке. Я про усраться и совсем не врал. Ну-ка, из-под земли два огромных мертвяка, перетянутые верёвочками, а на них листики, практически голяком. Это просто у меня реакция среагировать не успела. Я не кваз, а человек, и в спецназе не учился. Ну ладно, так и быть, схожу с вами, я тут уже какой день, а оружия в руках до сих пор не держал, так и брожу со своим палашом древним. Ну действительно, а что тут такого? Успел бы — усрался, а так, просто реакции не хватило.

Меня вывели на полянку, где нас ждало ещё несколько бойцов. Пока моих бандитов раздевали, мне дали поесть и хлебнуть живчика. Палаш никто не отбирал и совсем на меня не обращали внимания. Я бежать не пытался. До пекла рукой подать, места незнакомые, да и вообще…

Через пару часов неспешного, осторожного рейда я прибыл в поселение и был отправлен на допрос к руководителям. Это оказались сектанты, говорящие с оружием и приносящие жертвоприношения какому-то Великому. Уже почти час, моя персона сидела в кабинете начальства. Мне рассказывали об обряде поднесения, а я — о своём изолированном стабе:

— Ух ты! Если для того чтобы Стикс был добрым-предобрым, паре дур надо было голову отрезать, это отличный способ. Вот у меня на стабе приходилось некоторым дурам раз в неделю голову вправлять, а может, надо было голову отрезать? Пусть побегают без головы, курицы неадекватные, — с серьёзным лицом заявил я.

На лице бугра в очередной раз отразилось нешуточное недоумение. Ментат кивнул.

— Странно. Ментат в твоих словах лжи не увидел, — сообщил руководитель.

— Хе, какая ложь! Особенно одна была, курица с ушами. Как её наши девки обидят, так она в лес бежит. Топтунов и кусачей распугает, на дерево залезет и там сидит, сопли на кулак наматывает, плачет. По полдня слезть уговариваю.

Ментат утвердительно кивнул. На меня так посмотрели, да на меня так Эль-Маринель не смотрела, когда я ей очередную адекватотерапию проводил. А что мне говорить? Охать? Пугаться? Говорю правду, мозголом кивает, а бугор всё равно не верит.

— Так! Хватит! — бугор стукнул открытой ладонью по столу и продолжил, — сразу скажу, что нам твоё мнение по этому поводу не интересно. Наш Бог даёт нам всё, здесь и сейчас, в отличие от вашего, который требует от вас проверки веры и обещает вам всё отдать потом, когда-нибудь, после смерти, но и условия нам ставят здесь и сейчас.

— Я так понял, вы прикармливаете какую-то огромную тварь, которая рвёт заражённых, а потом собираете объедки? А почему вы для этого не используете скотину, всяких там кошек-собачек? Мы у себя так и делали.

— Ты ничтожен в своих выводах, Бог не хочет просто мяса, Бог хочет жертв, которые понимают, которые слышат, он хочет души.

— Ух ты! Загнули вы что-то, но нам не по пути.

— А я не собираюсь спрашивать, по пути нам или нет, ты просто не знаешь, что нам по пути и до какого-то времени.

— Вот это да, вы всех скармливаете?

— Не всех, самых лучших.

— Честь-то какая, а можно отказаться? Давайте, я про себя гадостей наговорю, вы даже не представляете, какой я нехороший.

— Судьбы не изменить, скоро в путь.

— А последнее желание?

— Путь человека не прерывается ничем, и желаниями тоже.

— А кормить-то будут?

Бугор с ментатом переглянулись:

— Да. Кормить будут.

Здесь народ на полном серьёзе разговаривал со своим оружием. Не каждый ствол был удостоен такой чести, а твари вскармливали только достойных. Бежать было некуда, но меня не притесняли. У них тут столовая: приходишь, берёшь тарелку, в неё накладывают еду и наливают либо чай, либо кофе. Есть компот. Показали место, где мне спать. Оружие не выдавали, но и палаш не забрали.

Даже пробовал их немного пораздражать и улёгся на лавку большого дома, прямо на открытом воздухе, — удобная, большая и широкая лавка, немного вогнутая — и прикрыл глаза. Маленький детский пальчик потыкал меня в плечо. Я повернул голову и приоткрыл один глаз. Мне сунули одеяло и подушку. Даже так? Я принял постельные принадлежности из рук пацанёнка:

— Спасибо тебе, маленький индеец, сын больших, злобных индейцев, за эти замечательные постельные принадлежности!

Мальчишка кивнул. Выполнив просьбу старших, унёсся по своим мальчишеским делам. Сунув подушку под голову и накинув одеяло, я с чистой совестью задрых, раз уж всё равно улёгся на этой лавке.