За кулисами что-то упало и, на ходу запихивая рубаху в брюки, в студию влетел Васька. Сообразив, что уже попал в поле зрения камер, эффектно остановился. Василия просто невозможно было узнать. На нем был синий кримпленовый костюм с приталенным пиджаком, красная нейлоновая рубашка, остроносые туфли на высоких каблуках, широкий галстук в пальмах и павианах, прилизанные волосы. Васька ослепительно улыбнулся. Оказалось, что все зубы у него золотые.

Ольга Алексеевна обомлела, а Борюсик даже поперхнулся от ужаса.

Виктория Павловна провожала Анну на свидание с Юрием Владимировичем и давала ей последние наставления:

— Вот что я тебе скажу, Аня. Пора с этим кончать! Вы не школьники, жизнь, можно сказать, прожили, а ведете себя хуже подростков. Он не так сделал, ты не с тем разговаривала…

Детский сад, ей-богу. Ты настройся сразу же на нормальный, взрослый, серьезный разговор.

— Да я…

— Я знаю, что ты. Опять не то услышишь, не это поймешь, фыркнешь, дверью хлопнешь — только тебя и видели.

— Дело в том…

Виктория перебила:

— Знаю я, в чем дело, — тоже жизнь прожила. И не возражай. Подумай только, вам впереди вместе старость коротать, а ты своими капризами уже все нервы из мужика вымотала.

— Пална, пойми…

— И понимать не хочу, — не слушала Виктория Павловна. — Даже если он что-то не то скажет, смолчи, сделай вид, что не услышала. Улыбнись, переведи в шутку. Мужики, они что стеклянные елочные шары. Такие шары в вате хранить нужно, а не ногой по ним колотить.

— Все ты правильно говоришь, Пална. Про мужиков. Так и журналы все женские пишут. Что холить их нужно, и лелеять, и танцевать перед ними, и пританцовывать. И готовить им…

— И за ушком чесать, и тапочки подавать, — улыбнулась Виктория Павловна.

— И не ходи перед ними растрепой, а то к другой сбежит, наманикюренной, и не спрашивай у них, с кем обнимался-целовался, а то обидятся… А вот где, в каком журнале, хоть бы маленькими буквочками написано, что и женщина — человек? И тоже хочет понимания и заботы.

— Как ты не понимаешь, что твоя эмансипация тебя и погубит? — возмутилась Виктория Павловна. — Ты сперва мужика в свой угол загони, да прикорми, а потом уж потихоньку начинай правила устанавливать. Да все с улыбочкой.

— Боюсь я ехать, — призналась Анна.

— Не поняла. А зачем тогда я тут битый час перед тобой распиналась? — обиделась Виктория Павловна. — Ну, раз так боишься — делать нечего. Сама с тобой поеду, за ручку отвезу. Только перед писателем твоим потом стыдно не будет? А то, еще лучше — давай Петрова позовем, он давно в провожатые напрашивается. Уж он сделает в лучшем виде. Машина с мигалкой и почетный эскорт мотоциклистов с автоматами. Только одна опаска есть. Когда о конечной цели маршрута узнает, огонь может открыть без предупреждения.

— Язва ты, Пална, — обиделась Анна.

— А с тобой по-другому нельзя, больно тонко срезая. Значит, так. Слушай мою команду! Марш домой. Переодевайся, маникюрься и — вперед! Да из города обратно не торопись. Никто туг тебя особо не ждет.

Увидев на пороге Доминику, Елизавета Андреевна расплакалась.

— Елизавета Андреевна, родная, ну все же хорошо, — утешала ее Доминика. — Я жива-здорова и на свободе. Мы снова встретились. Примете?

— Ника, чего я только не передумала. Бессонница совсем замучила. До рассвета лежу только и гадаю: как ты там? Где? Не звонишь, через Артема вестей никаких не передаешь. Стыдно так старуху мучить.

— Я приехала и все вам подробнейшим образом расскажу. Если вы меня сначала, конечно, покормите.

Елизавета Андреевна растерялась:

— А у меня, Никуша, есть-то и нечего. До пенсии еще несколько дней. Пару яиц осталось, кефир да пол булки — для молодой и не еда вовсе. Ну да голод обмануть хватит.

— Ничего мы обманывать не будем, Елизавета Андреевна, вот деньги. Сама я, правда, лишний раз выйти не могу.

— Я сбегаю, не беспокойся. А что купить?

— Чего-нибудь вкусного. И побольше. Устроим дружескую вечеринку, — предложила Доминика.

Вскоре они уже сидели за столом и Елизавета Андреевна слушала рассказ Доминики.

— Да, расскажи кому, не поверят, — сказала Елизавета Андреевна и, заметив выразительный взгляд Доминики, добавила: — Нет, что ты, никому ничего рассказывать я, разумеется, не собираюсь, и все эти тайны умрут вместе со мной. Однако хотелось бы знать: кто все-таки покушался на твою бедную сестричку?

— Скоро узнаем, человек этот известен. Сейчас сюда придет Артем и покажет нам его фотографию. — Тут в дверь позвонили. — А вот и он.