Звуки потасовки стихают. Щёлкают дверные замки, и разбуженные люди потихоньку выбираются на лестничную клетку. Они тихо переговариваются, будто устроившие кавардак хулиганы могут вернуться в любой момент.

Гэвэрет Козем, соседка мара Авима, приоткрывает дверь и выглядывает наружу. Она только что успокоила сына и теперь пытается чуть-чуть утолить любопытство. Увидев лежащую на полу дверь, гэвэрет Козем бесстрашно выходит на площадку, подходит к ней и внимательно осматривает. Тяжёлый кусок дерева покрыт чёрной, судя по запаху, гнилью и вырван из косяка с мясом.

— Мар Авим, — зовёт женщина, впрочем, не надеясь на ответ. Потому вздрагивает, когда слышит булькающий звук, отдалённо похожий на человеческий голос. Несколько секунд добропорядочность и страх борются, но первая, с большим трудом, побеждает и гэвэрет Козем идёт внутрь, старательно обходя жирный чёрный след. Она обнаруживает мужчину на кухне. Он сидит на табурете, прижав колени к груди, мелко тряссётся и не может произнести ни слова. Мар Авим напоминает гэвэрет Козем испуганного мальчишку, которого некому утешить.

— Всё хорошо. Всё хорошо, — приговаривает она, подходя ближе, обнимая мужчину. Его одежда промокла насквозь и из-за сквозняка уже остыла. Только вблизи гэвэрет Козем замечает поседевшие виски соседа. В квартире невыносимо пахнет гнилыми водорослями, скисшим мёдом и, почему-то, раскаленным металлом.

«Слава Элоиму, что стороной прошло», — думает она.

>>>

Выбежав на улицу, Хэш Оумер сбрасывает подранный и прожённый плащ и принюхивается.

Несмотря на сентябрь, ночной воздух прозрачен. Такое иногда случается по ночам, когда с моря налетает ветер с берегов Западной Великой империи. Запах чудовища выделяется на фоне бриза, словно уроженец Десяти Островов в толпе восходников. Оумер бросается в погоню.

Узкие улочки Мохнатого угла кажутся ему чьей-то издёвкой. Район для бедных и тех, кого называют бедными за глаза, застраивался густо, чтобы втиснуть как можно больше людей. Видимо, лабиринт из кирпича, дерева и штукатурки чем-то напоминает тварям родные края — их постоянно тянет сюда. Хэш может по пальцам пересчитать все охоты на Мраморной дороге, в Портах или на Кричащем острове.

Шест мешает, то и дело бьётся о стены и Хэш не раз, и ни два думает бросить его. Но нельзя. Лаборатория так печётся о секретности, что исходит пеной каждый раз, когда оперативники теряют снаряжение. Одно дело, если бы ненавистный кханит переломился в бою, но шест сделан на совесть, к тому же его укрепили барзелем, металлом, недавно выделенным из тел обещвреженных «гостей». Теоретически он подвижен и может управляться мыслеформами, но в бою Хэшу не удаётся сконцентрироваться и преобразить металлическую набойку в нижней части шеста, так что приходится пользоваться электровилкой. Против сегодняшней цели она помогает слабо.

Хагвул шумит, несмотря на вошедшую в права ночь. Многие жители позволяют себе лишку, потому кабачки да питейные не закрываются до утра. Где-то гаркает низкий мужской голос и стучат о стойку кружки. То ли хохочет, то ли визжит женщина. Пару раз до чуткого слуха Хэша доносятся стоны и придыхания из-за неплотно закрытых форточек.

Районы города отличаются друг от друга, но Мохнатый угол стоит особняком. Наполовину подчиняющийся Кричащему острову, наполовину вотчина банд и преступных группировок — он напитался культурами и предрассудками всего света, пышным цветом расцветшими на плодородной почве бедности и недовольства. Крошечные забегаловки всех мастей наполняют воздух Мохнатого угла ядрёной смесью запахов: жареная свинина, конина, крысятина, рыба и насекомые пополам с ароматами кофе, чая и настоев на травах, прогорклого подсолнечного масла, печёного теста, свежих, консервированных и гнилых овощей, тушёных бобов и грибов, плавленного сахара, карамели, шоколада, сдобы и бог знает чего ещё. Многие туристы с непривычки опустошают желудки в ближайшую канаву, что только усложняет густое и яркое амбре перенаселённого района Хагвула. Впрочем, вдалеке от самых ходовых улиц — Красного проспекта и Площади Семи оливок — ситуация поспокойнее, но и смотреть там особо не на что.

Хэш редко позволяет себе вылазки в город. Делу тут даже не в секретности, над которой трясётся руководство СЛИМа. Скрыв свою истинную природу под бинтами и капюшоном, Оумер может гулять по шумным улицам суетного города. Вот только не может почувстовать себя местным. Несколько раз он пробовал открыть лицо, но результатом всегда становился не страх даже, а ужас в глазах тех немногих, кому повезло встретиться с живым иномирцем. Хэшу постоянно говорят, что Хагвул — единственный Вольный город во всём Хаоламе. Место, где рады каждому. Почти каждому.

В конце концов, Оумер смирился с тем, что люди, чьё спокойствие он каждый месяц оплачивает собственной кровью, никогда его не примут. И успокоился. Даже получал удовольствие от роли защитника, надёжно укрытого тенями. К тому же в СЛИМе, где люди постоянно сталкиваются с другим миром, забыть о собственной чужеродности легче, чем в переполненном шумном городе. Ведь в лаборатории его никто не боится и не называет «монстром». Не называли. До сегодняшнего дня.

«Забудь», — приказывает себе Хэш.

Возле дома, укутанного строительными лесами, фюрестер останавливается. Запах, почти осязаемо парящий в воздухе густым комком смрада, резко уходит вверх. Охотник прикасается к опоре. Та подрагивает, но лениво, едва-едва. Тварь уже высоко. Хэш шепчет под нос несколько слов, не достойные приличного общества, откидывает сетку и лезет наверх.

Леса сработаны на совесть, но всё равно покачиваются, отчего фюрестеру не по себе. Подобным конструкциям он не доверяет и удивляется, как люди свободно по ним расхаживают, а некоторые даже скачут. Ещё он вспоминает об устройстве, прототип которого глава инженеров СЛИМа показывал ему недавно. Он назвал его «лавором» и уверял Хэша, что это будущее, которое облегчит работу оперативников.