Странный сон и отчетливые мысли. Увы, существо не могло говорить. Оно не видело Хадису, оно отсутствовало разумом, плененное болью, проклятиями и заклинаниями. Порождению Улья были невдомек время, друзья и обязанности. Пятый уровень стёр личность на корню, оставив за собой серый пепел воспоминаний и непонимание глубокой сжимающей тисками утраты…

Фасеточные глаза наконец сфокусировались на пылающей алым фигуре Хадисы Кирин. Серое нечто исчезло, превратилось в темную комнату, обвешанную артефактами и скрупулёзно опечатанную Хранителями.

Пропало тело феи, бережно лежавшее в хитиновых лапах. Опали крылья огромного насекомого, гибкими пластинами скользнув наземь. Остались рваные пеньки суставчатых усов. Жвалы зашевелились, и по ним медленно скатилась вязкая капля слюны.

— Ты такая же, — прошуршало насекомое, смотря на нее немигающим взглядом. — Со своим кодом, со своим уровнем трансформации.

— Они будут кусать тебя, как одичавшие собаки, — дрожали стены вокруг, — покуда ты не войдешь в пик… А после препарируют, как лягушку, из чисто научного интереса…

Лицо твари поплыло, улыбнулось знакомой улыбкой брата. Теперь он, а не тварь, сидел перед ней, вальяжно раскинувшись в мягком бархатном кресле.

Обычно расчетливый, он был хмур и сосредоточен.

— Продержись до понедельника, — напомнил он. — Всего двое суток.

— Два дня — это немного, — теперь уже шептал на ухо Самсон. — Две ночи — вот что страшно…

Его тяжелые ладони легли на ее едва прикрытые плечи, теплое тело коснулось обнаженной кожи на спине, виднеющейся из-за щели больничной сорочки. Пальцы скользнули к ключице, ощутимо сжимая шею и заставляя откинуть голову, разомкнуть губы в немом вздохе.

— Хадиса, ты выдержишь со мной эти две ночи? — вкрадчиво шептал он.

И она понимала, что не выдержит: с кем либо другим — пожалуйста. Только не с ним. Брат продолжал сидеть в своем кресле, наблюдая за происходящим со странным извращенным интересом. Пространство колыхалось красным. В нем желтыми пятнами вспыхивали чужие стоны и ласки. Они складывались в структуру, вытягиваясь в ячейки. И в каждой из них, словно в фасеточном глазе трансформированной феи, отражалось чье-то измученное призрачными ласками тело.

— Выдержу, — упрямо ответила Хадиса и прикрыла глаза.

* * *

Чем ближе был выход из бреши, тем непригляднее становилась картина. Лопнувших наростов становилось все больше, а атакующих тварей — все меньше. Хуже было то, что многие из них просто двинулись вон из зоны аномалии. А там, в реальном мире, есть где переждать и день, и зной. Тварей стоило выследить и уничтожить, пока есть возможность. Вот только пространство все ещё расширялось. Зона препятствий в направлении от центра аномалий и так занимала с добрые двадцать минут на пересечение, а если учесть расширение, да ещё и в неположенном месте пересечения, то четверть часа уверенно увеличивалась в несколько раз. Становилось ясно: мысль о кровавом поте вполне реальна в нынешней ситуации. Впрочем, там, где Кнут начинал злобно хмуриться, Звезда не унывал. Выдав очередную пародию на оперетту, он разослал в разные стороны очередные «глазки». Анонис обозвал его показушником и пустил вдогонку жирные объемные тени, которые ползучим гадством уползли в поисках вполне определенной цели.

Луна плыла вдоль небосвода, а ветер метал песок, скользя вдоль дрожащей поверхности аномалии. Каменное плато жило своей жизнью. Это вокруг Академии живности не было. За барьером всего было вдоволь, и даже река не пыталась вскипятить неосторожно окунувшихся в нее путников. Сам же барьер, словно исполинский студень, зиял дрожащим изломленным боком.

В этой его части не было ни дорог, ни проблесков цивилизации. Два маяка оказались сломлены и обесточены, обнажая под амагическим энергетическим щитом нежную плоть пространственной аномалии. Разбухшая от бушующего внутри прорыва, она трепетала порванными краями в дивной пульсации и, казалось, вообще забыла, как срастаться назад. Это было плохо. Барьер должен затягивать себя сам, но не делал этого, ожидая непонятно чего.

— Стоило сразу гнать машину сюда, — посетовал Ананьев после того, как они сделали привал. Его уставший мозг требовал общения, которого напарник дать не мог. Хотя да, слушал он отменно. Октопус как раз вытаскивал из вещмешка консервы, предоставленные предусмотрительной Маритой. — Ты понимаешь, что назад пойдешь пешком?

Звездунов молча протянул ему металлическую банку с тушенкой. Хмыкнув, Анонис взял ее и принялся открывать ножом.

— Неужели связки сорвал? — продолжил он, принюхиваясь к содержимому банки. — Похоже, есть можно. На худой конец прожарим на огне.

Октопус в ответ лишь пожал плечами, открывая другую банку.

— Подъехали бы. Заблокировали брешь отсюда и не парились бы…

Звездунов хмуро глянул на него. Разведённый костер плясал в его глазах странными бликами. Недолеченный Гемартой синяк коричневым пятном расползся аж до уха, делая из треклятого Хранителя подобие хомяка.

— На все есть своя инструкция, — сипло протянул он, ворочая вилкой в тушенке. — Логичней извне, по инструкции — изнутри…

Подавившись водой, Ананьев расхохотался. Звездунов недоуменно на него глянул, молча ожидая пояснений.