Шрифт:
Чародей снял с пальца изумрудный перстень и бросил к ногам барона.
— Драгоценный камень — награда за спасение. Новая чудная страна — награда за спасение. Я ничего больше тебе не должен, барон Эдвард Фон Грейс. Властью куратора я изгоняю тебя из Аурелионской академии художеств. Ты не ступишь на эту гору, ты не постучишь в эти ворота и никогда даже не взглянешь на великую кисть. Такие, как ты великими художниками не становятся!
Аль Баян закричал, запел, и ураган выкинул барона на сырую ночную дорогу и с грохотом захлопнул ворота.
Пели сверчки. Капал тёплый летний дождь. На небо высыпались тысячи крохотных звёздочек. Эдвард остался совсем один. Снова.
***
Фон Грейс горел. Он видел, как обугливается его кожа, и проступает плоть. Жар и холод воедино, его тело пронзали миллионы раскалённых игл, они впивались и медленно входили внутрь, у барона уже не было сил кричать. Он ничего не мог поделать, перед глазами стояла пугающая картина — все дурные воспоминания нахлынули разом вместе с болью. Вся жизнь — одно сплошное дурное воспоминание, с редкими просветами.
Тихое вечернее небо, Эдвард всё ещё лежал на земле совершенно здоровый.
— Долг Эдвард… Долг. — Прокрался к уху тихий шёпот.
Барон с трудом поднялся на ноги. В голове сразу помутилось и он чуть снова не упал — успел схватиться за растущую рядом берёзу.
— Увидь я себя сейчас со стороны, решил бы, что оборванец какой-то безродный. — Заключил вслух барон, людей в округе не наблюдалось, и он решил применить свой любимый способ поиска выхода из трудной ситуации — разговор с самым верным человеком, то есть с самим собой.
— Можно прибиться с местным крестьянам и пахать землю, вроде неплохо живут… — Предложил первый голос.
— Водиться с крестьянами? Им можно кинуть подачку, но никак не жить с этими смердящими ничтожествами! — Возмутился второй голос.
— А чем ты лучше них? Твоя земля далеко, да и титула наверняка уже лишили. За душой ни гроша, кроме дарёного колечка, одежда походит на те балахоны, которые по осени носят пугала в полях. Почему нельзя просто смириться со своей обычностью и спокойно жить? — Высказал аргумент первый голос.
— Обычностью? Ты сказал обычностью?! В моих жилах течёт королевская кровь! Я имею право рождения быть выше других! Мой ум острее, а манеры изысканнее. Я не могу жить среди дубоголовых крестьян! Я достоен великой кисти! Кто, если не я?
— Ты хочешь кисть? А ты не думал, что есть люди талантливее и достойнее тебя? Ты, Эдвард, не центр вселенной и не великий художник!
— Заткнись. Были люди, считавшие себя достойнее — все с пеной у рта корчились в предсмертных судорогах. Я хотел получить кисть по-хорошему, сотворить прекрасное, ибо право имею рождением дарованное! Пришла пора действовать по старинке. — Пробасил второй голос, Эдвард нервно захихикал.
— Я удаляюсь, не хочешь быть счастливым — не будь. Хочешь потерять голову в очередной бессмысленной битве? Пожалуйста! Только помни, спать спокойно не сможешь, пока не вернёшь долг лису. А когда вернёшь, я позабочусь, чтобы совесть съела тебя с потрохами. — На этой фразе первый голос исчез и больше в голову Эдварда никогда не возвращался.
Барон достал из-за пояса зеленоватый клинок и внимательно осмотрел оружие. Именно им ему предстояло забрать три невинные души. Эдвард покрутил меч в руках, а потом заткнул обратно за пояс и стал спускаться с горы. Он держал путь в ближайшую деревню, где по его догадкам сейчас должен был выпивать Раймон. Он видел, как люди там готовились к празднику, где ещё быть жаждущему жизни генералу?
***
— Неужели он выпьет ещё одну? — Спросил товарища пахарь с седой бородой до колена.
— Ну, он же до этого десяток кружек одолел? Значит, пить дать ещё одну уговорит! — Ответил ему черноволосый подмастерье кузнеца.
В самом центре деревни кипели бурные споры на тему победителя подходившего к концу пивного соревнования. Ледяной огонь интриги разгорался ярче с каждой секундой. Претендент номер один… Уже валяется лицом в грязи. Многие сулили победу старому пьянчуге Джеку восьмидесяти годов отроду. От этого милого дедушки всегда разило сидром и медовухой за версту, алкоголь был его жизнью! Ему принадлежали такие фразы как: «Истина в сидре», «Истина в малиновке», «Истина в пиве», «Истина в вине», «Истина в медовухе». По мнению Джека, истина таилась исключительно в крепком алкоголе. К превеликому несчастью болельщиков призвание Джека дало сбой, и после восьмой кружки старик сломя голову понёсся на свидание с ближайшим источником воды.
Раймон смотрел в глаза противника, шатался, икал, и смотрел. Генерал уже не помнил имени оппонента, да и неважно это было. Махина напротив в самом начале состязания выдула с десяток полнёхоньких кружек и даже не рыгнула! Несколько раз Раймон хотел сдаться, но солдатский кодекс Иннира был беспощаден — бухать до конца! Ко всему прочему на кону стоял желанный Раймоном приз — ягодицы обворожительной Авроры, дочери рыбака. Конечно, официально в качестве приза предполагался танец, но у генерала были другие планы. Несколько лет без женщин это вам не шутки.