Поэт времени не терял. Он искал способ заглянуть в хижину, ибо просто так не пускали никого — при входе назначили бугаёв. Илиас кружился вокруг дома, как гиена вокруг туши, которую облюбовали львы. Наконец ему удалось найти небольшую дыру между крышей и стеной дома — солому и хворост со временем выдул ветер. Подтащив ближайший камень, поэт встал на него на цыпочках и заглянул внутрь. Фон Грейс стоял над постелью больного с маленьким томиком в руках, раньше он его, видимо, за пазухой хранил. Разобрать, что написано в книге не выходило — это были не привычные буквы, а лишь скопления неизвестных символов. Видел поэт одно — барон с помощью ножа аккуратно вырезал эти символы на теле умирающего. Больной не стонал и не сопротивлялся — его опоили сонными травами.

Он не просто на нём «рисует»… Он ещё и кровопускание делает! Он его убьёт, убьёт! — Мысленно паниковал поэт, пока не решился в итоге действовать.

Уверенным шагом он двинулся к двери дома, растолкал поющих крестьян, отчего те аж оторопели и растерялись. Однако, молодцы при входе выставили руки, не пропуская поэта дальше, прося того взглядами отойти.

— Можете не пускать, но тогда смерть вашего односельчанина будет на вашей совести. — Со сталью в голосе произнёс поэт.

Мужики призадумались. Они не верили чудесному врачевателю судьбы, как верил ему староста. Они сами вообще в судьбу не верили, а потому расступились и дали Илиасу распахнуть дверь.

Он молнией ворвался в хижину, оттолкнул Фон Грейса. Барон отшатнулся, споткнулся и грохнулся на пол, осыпая всё сущее проклятиями.

Илиас засучил рукава и быстро обследовал больного: температура, дыхание, зрачки и сердцебиение. Аразан горел, а сердце его колотилось, словно целое войско единовременно хлестало клинками по щитам, он истекал кровью, которую впитывали разложенные бароном тряпки.

Илиас оцепенел, он не знал, что делать. Приди он раньше, не дай Эдварду натворить дел, не поверь он на секунду в порядочность барона он бы без проблем вылечил больного, но теперь…

Отойдя от шока, поэт бросился трясти только поднявшегося барона, глаза у Илиаса от волнения воспалились, он сам теперь походил на лихорадочного.

— Что восстановит синтез крови и остановит лихорадку!? — Кричал он — Я знаю, ты можешь его спасти!

Барон схватил поэта за плечо, поднёс голову свою совсем близко к уху поэта и нежно прошептал с привычной издёвкой:

— А зачем мне это делать? Раймону легче всего вернуть жизнь дав мёртвое тело. Я верну долг Аль Баяну, он будет должен мне… А если сейчас ты отпустишь меня и дашь завершить представление перед этими идиотами, то я замолвлю словечко и за тебя. Может, ты и рассказал ему, что я убийца, но долг то он не вернул, верно?

Илиас отбросил барона обратно в стену, он дрожал от ярости, но понимал, что Эдварда бей не бей, а он всё равно не поможет из-за загадочных «принципов». Принципы у убийцы…

Поэт действовал стремительно: подручные дамы послушно принесли несколько бадей с водой и кое-какие травы, которые, как думал поэт, могли помочь. Драгоценное время потерял он, разъясняя, какие растения требуются — называли их местные, разумеется, иначе. А что самое страшное — многих трав в Аурелионе не росло из-за вечного лета! Каменистый Щербик и Столистник сбрасывают семена осенью, а осени тут никогда не было…

Трясущимися руками в ступке размял поэт травы и заварил пару отваров, тем временем больной «пылал» и стонал — даже обезболивающее перестало помогать. Поэт поднял голову умирающего и медленно влил отвар в губы.

Минута.

Две.

Ничего.

Больного уже трясло от лихорадки, а Илиаса начинало трясти от собственной беспомощности и бессилия. Вдруг он почувствовал чью-то руку на плече.

— Здесь Магарин корень — аналог нашего Каменистого Щербика, но давать такой раствор следует не через рот, а сразу наносить на кожу. — Сквозь зубы, сквозь злость и сквозь ярость процедил Фон Грейс, засучивая рукава. Он сам не понимал, что делает, как и Илиас не понимал, что происходит.

Барон отстранил поэта от ложа больного, прикрикнул на служанок и растения ему принесли мигом — объяснял он в пару слов, но понятнее поэта. Ловко отделяя ненужные стебли и листья, которые лишь портили лекарство. Поэту оставалось лишь наблюдать, да изредка вытирать пот со лба барона и так насквозь промокшей тряпкой.

Прокипятив растения и выжав нужный экстракт, Эдвард аккуратно смешал жидкую смесь с измельчёнными листьями Рекины. Получившуюся мазь равномерно распределил по всему телу больного. Дальше оставалось лишь поить его сбивающим жар отваром, который в производстве был прост и его Илиас сготовил по приказу барона давным-давно.

Мрачный, словно тысяча голодных волков, Фон Грейс вышел из хижины.

— Около кровати три бадьи с лекарством. По кувшину давать больному каждые три часа, пока жар окончательно не спадёт. Как спадёт — два раза в день давать. Ему с кровати не вставать, с жёнами не спать. Кормить овощами и фруктами хорошо мытыми и измельчёнными. Нож, перед тем как резать ему еду, в горячей воде промыть, а то опять что-нибудь подхватит. Этого болезненного ещё полгода что угодно может сморить, а потому глаз да глаз за ним. Прощайте.