"А может, хочешь яблока ты?" "Дай, но

не расколюсь я, яблоко забрав...

Понять и бросить, вира или майна -

вот род моих занятий основной.

Все прочее считаю посторонним".

"Глаза мне застилает пеленой!

Поднять и бросить!
– - это же синоним

всего происходящего со мной".

"Ну, мы тебя, не бойся, не уроним".

"Что значит "мы"?" "Не нервничай, больной.

Хошь, научу гаданью по ладоням?"

"Прости, я повернусь к тебе спиной."

"Ужель мы нашу дружбу похороним?!

Ты должен быть, по-моему, добрей".

"Таким я вышел, видимо, из чрева".

"Но бытие..." "Чайку тебе?" "Налей...

определяет..." "Греть?" "Без подогрева...

сознание... Ну, ладно, подогрей".

"Прочел бы это справа ты налево".

"Да что же я, по-твоему -- еврей?"

"Еврей снял это яблоко со древа

познания". "Ты, братец, дуралей.

Сняла-то Ева". "Видно, он и Ева".

"А все ж он был по-своему умен.

Является создателем науки.

И имя звучно". "Лучше без имен.

Боюсь, не отхватили бы мне руки

за этот смысловой полиндромон".

"Он тоже обрекал себя на муки.

Теперь он вождь народов и племен".

"Панмонголизм! как много в этом звуке".

"Он тоже, вроде, был приговорен".

"Наверно, не к разлуке". "Не к разлуке.

Что есть разлука?" "Знаешь, не пойму,

зачем тебе?" "Считай, для картотеки".

"Разлука -- это судя по тому,

с кем расстаешься. Дело в человеке.

Где остаешься. Можно ль одному

остаться там, подавшись в имяреки?

Коль с близким, -- отдаешь его кому?

Надолго ли?" "А ежели навеки?"

"Тогда стоишь и пялишься во тьму

такую, как опущенные веки

обычно создают тебе для сна.

И вздрагиваешь изредка от горя,

поскольку мрака явственность ясна.

И ни тебе лисичек или моря".

"А ежели за окнами весна?

Весной все легче". "Спорно это". "Споря,

не забывай, что в окнах -- белизна".

"Тогда ты -- словно вырванное с поля".

"Земля не кровоточит, как десна".

"Ну, видимо, на то Господня воля...

А что тебе разлука?" "Трепотня...

Ну, за спиной закрывшиеся двери.

И, если это день, сиянье дня".

"А если ночь?" "Смотря по атмосфере.

Ну, может, свет горящего огня.

А нет -- скамья, пустующая в сквере".

"Ты расставался с кем-нибудь, храня

воспоминанья?" "Лучше на примере".

"Ну, что ты скажешь, потеряв меня?"

"Вообще-то, я не чувствую потери".

"Не чувствуешь? А все твое нытьё

о дружбе?" "Это верно и поныне.

Пока у нас совместное житьё,

нам лучше, видно, вместе по причине

того, что бытиё..." "Да не на "ё"!

Не бытиё, а бытие". "Да ты не -

не придирайся... да, небытиё,

когда меня не будет и в помине,

придаст своеобразие равнине".

"Ты, стало быть, молчание мое..."

XII

Горбунов и Горчаков

"Ты ужинал?" "Я ужинал. А ты?"

"Я ужинал". "И как тебе капуста?"

"Щи оставляют в смысле густоты

желать, конечно, лучшего: не густо".

"А щи вообще, как правило, пусты.

Есть даже поговорка". "Это грустно.

Хоть уксуса чуть-чуть для остроты!"

"Все -- пусто". "Отличается на вкус-то,

наверно, пустота от пустоты".

"Не жвачки мне хотелось бы, а хруста".

"В такие нас забросило места,

что ничего не остается, кроме

как постничать задолго до Поста".

"Ты говоришь о сумасшедшем доме?"

"Да, наша география проста".

"А что потом?" "Ты вечно о потом'е!

Когда -- потом?" "По снятии с креста".

"О чем ты?!" "Отнесись как к идиоме".

"Положат хоть лаврового листа".

"А разведут по-прежнему на броме".

"Да, все это не кончится добром.

Бром вреден -- так я думаю -- здоровью".

"И волосы вылазят. Это -- бром!

Ты приглядись к любому изголовью: