(т. е. время -- от жизни), дабы в него вглядеться.

Так орел стремится вглядеться в решку.

V

Звуки рояля в часы обеденного перерыва.

Тишина уснувшего переулка

обрастает бемолью, как чешуею рыба,

и коричневая штукатурка

дышит, хлопая жаброй, прелым

воздухом августа, и в горячей

полости горла холодным перлом

перекатывается Гораций.

Я не воздвиг уходящей к тучам

каменной вещи для их острастки.

О своем -- и о любом -- грядущем

я узнал у буквы, у черной краски.

Так задремывают в обнимку

с "лейкой", чтоб, преломляя в линзе

сны, себя опознать по снимку,

очнувшись в более длинной жизни.

VI

Обними чистый воздух, а ля ветви местных пиний:

в пальцах -- не больше, чем на стекле, на тюле.

Но и птичка из туч вниз не вернется синей,

да и сами мы вряд ли боги в миниатюре.

Оттого мы и счастливы, что мы ничтожны. Дали,

выси и проч. брезгают гладью кожи.

Тело обратно пространству, как ни крути педали.

И несчастны мы, видимо, оттого же.

Привались лучше к кортику, скинь бахилы,

сквозь рубашку стена холодит предплечье;

и смотри, как солнце садится в сады и виллы,

как вода, наставница красноречья,

льется из ржавых скважин, не повторяя

ничего, кроме нимфы, дующей в окарину,

кроме того, что она -- сырая

и превращает лицо в руину.

VII

В этих узких улицах, где громоздка

даже мысль о себе, в этом клубке извилин

прекратившего думать о мире мозга,

где то взвинчен, то обессилен,

переставляешь на площадях ботинки

от фонтана к фонтану, от церкви к церкви

– - так иголка шаркает по пластинке,

забывая остановиться в центре, -

можно смириться с невзрачной дробью

остающейся жизни, с влеченьем прошлой

жизни к законченности, к подобью

целого. Звук, из земли подошвой

извлекаемый -- ария их союза,

серенада, которую время о'но

напевает грядущему. Это и есть Карузо

для собаки, сбежавшей от граммофона.

VIII

Бейся, свечной язычок, над пустой страницей,

трепещи, пригинаем выдохом углекислым,

следуй -- не приближаясь!
– - за вереницей

литер, стоящих в очередях за смыслом.

Ты озаряешь шкаф, стенку, сатира в нише

– - бо'льшую площадь, чем покрывает почерк!

Да и копоть твоя воспаряет выше

помыслов автора этих строчек.

Впрочем, в ихнем ряду ты обретаешь имя;

вечным пером, в память твоих субтильных

запятых, на исходе тысячелетья в Риме

я вывожу слова "факел", "фитиль", "светильник",

а не точку -- и комната выглядит как в начале.

(Сочиняя, перо мало что сочинило).

О, сколько света дают ночами

сливающиеся с темнотой чернила!

IX

Скорлупа куполов, позвоночники колоколен.

Колоннады, раскинувшей члены, покой и нега.

Ястреб над головой, как квадратный корень

из бездонного, как до молитвы, неба.

Свет пожинает больше, чем он посеял:

тело способно скрыться, но тень не спрячешь.

В этих широтах все окна глядят на Север,

где пьешь тем больше, чем меньше значишь.

Север! в огромный айсберг вмерзшее пианино,

мелкая оспа кварца в гранитной вазе,

не способная взгляда остановить равнина,

десять бегущих пальцев милого Ашкенази.

Больше туда не выдвигать кордона.

Только буквы в когорты строит перо на Юге.

И золотистая бровь, как закат на карнизе дома,

поднимается вверх, и темнеют глаза подруги.

X

Частная жизнь. Рваные мысли, страхи.

Ватное одеяло бесформенней, чем Европа.

С помощью мятой куртки и голубой рубахи

что-то еще отражается в зеркале гардероба.

Выпьем чаю, лицо, чтобы раздвинуть губы.

Воздух обложен комнатой, как оброком.

Сойки, вспорхнув, покидают купы

пиний -- от брошенного ненароком

взгляда в окно. Рим, человек, бумага;