2

Туча растет вверху. Роща, на зависть рыбе,

вдруг ныряет в нее. Ибо растет отвага.

Бог глядит из небес, словно изба на отшибе:

будто к нему пройти можно по дну оврага.

Вот я весь пред тобой, словно пенек из снега,

горло вытянув вверх -- вран, но белес, как аист, -

белым паром дыша, руку подняв для смеха,

имя твое кричу, к хору птиц прибиваюсь.

3

Где ты! Вернись! Ответь! Где ты. Тебя не видно.

Все сливается в снег и в белизну святую.

Словно ангел -- крылом -- ты и безумье -- слито,

будто в пальцах своих легкий снежок пестую.

Нет! Все тает -- тебя здесь не бывало вовсе.

Просто всего лишь снег, мною не сбитый плотно.

Просто здесь образ твой входит к безумью в гости.

И отбегает вспять -- память всегда бесплотна.

4

Где ты! Вернись! Ответь! Боже, зачем скрываешь?

Боже, зачем молчишь? Грешен -- молить не смею.

Боже, снегом зачем след ее застилаешь.

Где она -- здесь, в лесу? Иль за спиной моею?

Не обернуться, нет! Звать ее бесполезно.

Ночь вокруг, и пурга гасит огни ночлега.

Путь, проделанный ею -- он за спиной, как бездна:

взгляд, нырнувший в нее, не доплывет до брега.

5

Где ж она, Бог, ответь! Что ей уста закрыло?

Чей поцелуй? И чьи руки ей слух застлали?

Где этот дом земной -- погреб, овраг, могила?

Иль это я молчу? Птицы мой крик украли?

Нет, неправда -- летит с зимних небес убранство.

Больше, чем смертный путь -- путь между ней и мною.

Милых птиц растолкав, так взвился над страною,

что меж сердцем моим и криком моим -- пространство.

6

Стало быть, в чащу, в лес. В сумрачный лес средины

жизни -- в зимнюю ночь, дантову шагу вторя.

Только я плоть ищу. А в остальном -- едины.

Плоть, пославшую мне, словно вожатых, горе.

Лес надо мной ревет, лес надо мной кружится,

корни в Аду пустив, ветви пустив на вырост.

Так что вниз по стволам можно и в Ад спуститься,

но никого там нет -- и никого не вывесть!

7

Ибо она -- жива! Но ни свистком, ни эхом

не отзовется мне в этом упорстве твердом,

что припадает сном к милым безгрешным векам,

и молчанье растет в сердце, на зависть мертвым.

Только двуглавый лес -- под неподвижным взглядом

осью избрав меня, ствол мне в объятья втиснув,

землю нашей любви перемежая с Адом,

кружится в пустоте, будто паук, повиснув.

8

Так что стоя в снегу, мерзлый ствол обнимая,

слыша то тут, то там разве что крик вороны,

будто вижу, как ты -- словно от сна немая -

жаждешь сном отделить корни сии от кроны.

Сон! Не молчанье -- сон! Страшной подобный стали,

смерти моей под стать -- к черной подснежной славе -

режет лес по оси, чтоб из мертвых восстали

грезы ее любви -- выше, сильней, чем в яви!

9

Боже зимних небес, Отче звезды над полем,

Отче лесных дорог, снежных холмов владыка,

Боже, услышь мольбу: дай мне взлететь над горем

выше моей любви, выше стенанья, крика.

Дай ее разбудить! Нет, уж не речью страстной!

Нет, не правдой святой, с правдою чувств совместной!

Дай ее разбудить песней такой же ясной,

как небеса твои, -- ясной, как свод небесный!

10

Отче зимних равнин, мне -- за подвиг мой грешный -

сумрачный голос мой сделавший глуше, Боже,

Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!

Боже, услышь меня, давший мне душу Боже!

Дай ее разбудить, светом прильнуть к завесам

всех семи покрывал, светом сквозь них пробиться!

Дай над безумьем взмыть, дай мне взлететь над лесом,

песню свою пропеть и в темноту спуститься.

11

В разных земных устах дай же звучать ей долго.

То как любовный плач, то как напев житейский.

Дай мне от духа, Бог, чтобы она не смолкла

прежде, чем в слух любви хлынет поток летейский.

Дай мне пройти твой мир подле прекрасной жизни,

пусть не моей -- чужой. Дай вослед посмотреть им.