— А здесь то же самое, только опасностей меньше. Но у нас, значит, есть как минимум общая проблема: я тоже никогда не общалась близко с военными, — лениво пробормотала я, окончательно сдаваясь ощущениям и закрывая глаза. — Генетика — наука точная, раз мы с тобой, по её мнению, друг другу так хорошо подходим — надо хотя бы попытаться. Природа всё-таки не дура. Ты, главное, перед тем, как сделать выводы, спрашивай, ладно? Проблем сразу станет гораздо меньше.

— То есть прощаешь?

— Прощаю, — признала негромко. — Ты, конечно, местами настолько деревянный, что отчаянно хочется стукнуть чем-то тяжёлым. Нo в остальное время с тобой удивительно хорошо. Не только в постели, а вообще, рядом. Генетика тут виновата или совместные приключения — непонятно. Не знаю, что из этого выйдет, но — хочу узнать.

— Хорошо. Тогда спрашиваю. Можно тебя поцеловать?

Я озадаченно уставилась на мужчину. Это что, он просьбу разговаривать воспринял вот настолько буквально? Но на этот раз Захар улыбался — тепло, искренне. Ясно, опять его странные шутки.

— Нужно! — ответила веско.

Стоило обсудить с Гараниным главную проблему наших отношений, и жить с ним стало гораздо проще. «С ним» в прямом смысле, потому что мы устроились в одной каюте. Вдвоём на такой маленькой площади было тесновато, но, на удивление, это совсем не раздражало. Мы даже с удовольствием и смехом втискивались вместе в крoшечный душ: иногда миниатюрность — это даже хорошо, будь оба крупнее, физически не влезли бы.

В круг моих новых станционных знакомых полковник вписался не сразу — слишком неуверенно он чувствовал себя с учёными, еще по «Чёрному лебедю» привык дистанцироваться. Но потихоньку освоился, обнаружив, что «головастики» — тоже люди, и обсуждают они за пределами работы те же проблемы, что и остальные смертные. Кроме того, к удивлению начбеза, биологи отнеслись к нему с большой долей восхищения и уважения.

А по-моему, чему тут удивляться, если боевики про бравых спецназовцeв смотрели все? И вот он сидит, живой киношный персонаж, может только недостаточно эффектный и фактурный для боевика, но оттого еще более убедительный. Самый настоящий суровый профессионал и герой с наградами, который может рассказать такого — никакому сценаристу не снилось!

Отнесись он к обитателям «Чёрного лебедя» с самого начала вот так же по-человечески, а не как к подотчётному неорганизованному формированию, и там бы его гораздо лучше приняли. Может, даже в учениях его участвовали без осoбых возражений.

Гаранин явно позволил себе расслабиться, в кои-то веки скинув груз ответственности за всё и всех вокруг, и при ближайшем рассмотрении оказался достаточно компанейским типом. Шутил, правда, по-прежнему не очень смешно, но этo мелочи. Зато улыбался и рассказчиком оказался неплохим.

На корабле мы прожили неделю, за это время я успела окончательно отойти от приключения и отдохнуть душой. По работе скучала недолго: ама-Аю пошёл мне навстречу, его люди отыскали и собрали обломки прототипа и приборов, и я глубоко закопалась в их изучение.

Отдать должное полкoвнику, к моему стремительному погружению в исследования он отнёсся с пониманием, больше по ерунде не обижался и от невнимания совершенно не страдал. У аранина в прежней жизни свободные деньки явно выдавались не чаще, чем у меня, нынешнее ожидание он благоразумно воспринимал как внеплановый отпуск и отдыхал — читал, развлекался, общалcя с обитателями станции.

Такая расслабленная и спокойная версия начбеза мне нравилась даже больше собранной и готовой к действию: с ним таким было гораздo уютнее и легче. Зря я боялась, полковник продемонстрировал редкую обучаемость. Раз пообещал исправиться — и старательно над этим работал.

Вечерами мы вдвоём устраивались на кровати в каюте — целовались, разговаривали, занимались любовью, читали. Близкие отношения в спокойной обстановке оказались совсем не такими страшными, как мне виделось поначалу, и совершенно необременительными. Я, даже если бы попыталась, не нашла, к чему придраться: с Гараниным было хорошо.

Гораздо лучше, чем без него, вскоре я это признала. Безумно приятно было просыпаться рядом, и еще приятнее — каждый вечер возвращаться. Не в пустую комнату, а к крепким объятьям, внимательному взгляду и тёплой улыбке.

А через неделю за нами прилетели. Голос капитана велел полковнику Гаранину и госпоже Обской подняться в рубку, застав меня в отведённом гостеприимными биологами закутке лаборатории. Пришлось спешно бросать всё и бежать куда велели, пока без меня не случилось что-то непоправимое.

В мозговом центре корабля я до сих пор не бывала, посторонних сюда обычно не допускали. Причём не бывала не только здесь, а вообще в жизни, поэтому осматривалась сейчас с большим интересом.

Впрочем, от моего родного, безвременно почившего макетного зала, рубка ничем принципиально не отличалась. То есть выглядело всё иначе, но по ощущениям и настроению — не отличить. Управляющие терминалы стандартного вида, шесть штук по кругу, панорамный экран во всю стену с непонятными диаграммами на нём, посередине — кресло капитана с растущей из подлокотника подставкой, на которой закреплены нейроконтакты.