— А потом? — спросил Искин.

— Оставим ли мы вас в живых — это вы, наверное, хотели спросить?

— Да.

Аннет-Лилиан посмотрела на него, как на пустое место.

— Вероятность есть, — она вытянула лист из каретки и скомкала его. — Но зависеть это будет от вас. — Она отклонилась назад и, повернув шею, позвала кого-то, стоящего за стеллажами: — Дитрих, вы можете выйти.

Из темноты на свет появился плотный мужчина в старомодном темном пальто и серых брюках. На круглой голове его сидела шляпа-котелок.

— Здравствуйте, Людвиг, — сказал он с неуверенной улыбкой и занял свободный стул по правую руку от Аннет-Лилиан.

За шесть лет Дитрих Рамбаум располнел и утратил здоровый цвет лица. Под носом у него появилась короткая щеточка усов в подражание Штерншайссеру. Но губы, нижняя больше верхней, остались такими же влажными, нос не изменил своей крючковатости, а родинка над переносицей, похожая на отметку индианок, только не красная, а черная, все также приковывала к себе взгляд. Видимо, потому о нем и не было нигде информации, что хайматшутц до поры до времени предпочитала прятать его в своих секретных недрах.

Теперь же — voila!

— Думаю, вы меня знаете, — сказал Рамбаум.

— Знаю, — сказал Лем.

— Я расследую деятельность известного вам Рудольфа Кинбауэра, — Рамбаум снял шляпу-котелок и продемонстрировал совершенно лысый череп, при этом шляпа угнездилась у него на коленях. — Думаю, вы могли бы оказать нам в этом значительную помощь.

— Кому — вам? — спросил Искин.

— Хм… Фольдланду, если вы его патриот.

— Ваша соседка собирается меня убить после нашей с вами беседы. До патриотизма ли мне?

— Вот как?

Рамбаум задумался. Пальцы его постучали по тулье, затем заползли за отворот пальто. Он вытащил портсигар, но, раскрыв его, вместо сигареты или папиросы достал розовую таблетку и положил ее под язык.

— Будьте добры, воды, — обратился Рамбаум к застывшему у Искина за спиной агенту.

— Что? — спросил Петер.

— Воды. И не торопитесь.

— Я не могу…

— Идите, Петер, — сказала Аннет-Лилиан.

Толкнув Искина бедром, Петер вышел из помещения. Они остались втроем. Собираясь с мыслями, Рамбаум какое-то время молчал. Посасывал таблетку и смотрел то на Искина, то на свои руки.

— Лилиан, — сказал он наконец, обернувшись к женщине, — я думаю, мы можем пообещать господину Фодеру сохранение статус кво.

— Этому коммунисту? — возмутилась Аннет-Лилиан. — Учтите, Дитрих, он — враг Фольдланда.

— Я знаю его историю лучше вас, — сказал Рамбаум. — Его арестовали за звезду на хозяйственной постройке в Аппельшоне. Второй раз арестовали при разгоне митинга в Гамбурге. При этом митинг был мирный. Собственно, это все его прегрешения. За это его посадили в тюрьму Каутвиц, а затем в Шмиц-Эрхаузен.

— Но он устроил диверсию и бежал!

— Никакой диверсии не было, Лилиан. Была утечка метанового газа и взрыв. Кроме того, в то время заключенные находились в опытном крыле фабрики. При всем желании господин Фодер не мог одновременно быть в двух местах. Из семи заключенных ему просто повезло больше всех, и он по счастливой случайности оказался не задет обвалившейся в результате взрыва стеной. Вы бы не сбежали на его месте, Лилиан?

— Я служу Фольдланду! — выкрикнула женщина.

— Я тоже, — спокойно ответил Рамбаум. — Но это не отменяет наличие такого инструмента, как логика. Кроме того, кажется, господин фольдкомиссар назначил меня руководителем расследования?

— Вас.

Аннет-Лилиан потянулась за сигаретой.

— Тогда я вынужден взять с вас обязательство не убивать господина Фодера, — сказал Рамбаум. — Хоть вы и самостоятельны в некоторых решениях, в данном случае я категорически настаиваю…

— Сначала пусть вернет украденное, — сказала Аннет-Лилиан.

Искин поднял голову.

— А что я украл? — спросил он.

Аннет-Лилиан улыбнулась.

— Вам лучше знать, — сказала она.

— У некоторых в хайматшутц и в кругах, близких к господину канцлеру, есть версия, что провал с юнитами — есть результат кражи документации, без которой технологический процесс невозможно стало запустить, — пояснил Рамбаум, взмахом ладони отогнав дым. — Одно время, пока не побывал в Киле и не выслушал компетентных специалистов, я тоже был ее приверженцем. Но позже изменил свое мнение. Теперь я уверен, что вся деятельность Рудольфа Кинбауэра в Киле — одна большая афера.

— Что? — спросил Искин.

— Афера, — повторил Рамбаум. — Грандиозно обставленный пшик. Но об этом позже. Вы согласны говорить со мной откровенно, господин Фодер?

— Меня развяжут?

— Нет! — стукнула ладонью по столу Аннет-Лилиан.

— Пока нет, — покосившись на нее, сказал Рамбаум.

Искин наклонился вперед.

— Я надеюсь на вашу порядочность, — сказал он, глядя Рамбауму в глаза.

Вошел со стаканом воды Петер.

— Пожалуйста, — он поставил его на край стола.