Он замер, пытаясь ухватить неожиданную мысль.

Так-так-так. Что там говорил Раухер про китайцев? Грязных сделают чистыми. Грязных китайцев — чистыми китайцами. Грязных… И они будут маршировать бок о бок со всеми во славу Асфольда. Ага, но с чего китайцам, тому же дядюшке По и тому же Сюю, вдруг маршировать? Это возможно, если…

— Лем.

Искин открыл глаза. Ирма стояла рядом и протягивала ему бумажный кулек.

— Тебе хватит?

— Да. Извини, задумался, — сказал Искин. — Я навещу тебя на следующей неделе, ты не против? Посмотрю, как ты и что.

— Да нет, — пожала худыми плечами Ирма.

— Тогда я побежал.

Он на ходу понюхал переданный чай. Тот даже через бумагу пах свежими, острыми травяными и лиственными нотками. Кажется, там точно был рибес. И гибискус. Потерянную мысль Искин поймал уже в своем номере, глядя на белый пар, рвущийся из чайника.

Чистыми, управляемыми китайцев могут сделать только юниты. Та-дам!

Это простое соображение ударило его словно обухом по голове, и он совершенно механически, в какой-то прострации выключил плитку, засыпал по горсти чая в кружки и так и застыл. Раухер… Раухер не мог сказать ему о китайцах, не обладая неким знанием. Возможно, он в курсе, кто и с какой целью заражает молодежь юнитами, кто вообще оказался способен на такую глупость. Хотя, ей-богу…

— Господин доктор!

Искин очнулся, когда кружку настойчиво потянули у него из пальцев.

— Да, прости, чай, — он улыбнулся Стеф, которая с тревогой, с тонкой морщинкой над переносицей всматривалась ему в лицо.

— Вы больной?

— Нет.

— Но у вас явно что-то с головой.

— Прости, если напугал, — сказал Искин, снимая чайник с плиты. — Это Фольдланд стучится в мою голову.

— А вы часто так? — спросила Стеф.

— Нет. Но бывает.

— Вообще, прикольно. И немного страшно.

Искин налил кипятка в обе кружки. Вернув чайник на плитку, он сел напротив девчонки. Сковородка между ними белела дном.

— Ты все съела?

— Ага.

— Не можешь одолжить мне свой виссер?

Стеф фыркнула, обрызгав чаем стол.

— Откуда он у меня?

— Я помню, утром ты предлагала мне созвониться.

Стеф рассмеялась.

— Я думала, что это у вас виссер есть. Он же под сотню марок стоит!

— А я — богатый…

Гостья вытерла стол ладонью, а ладонь — о юбку.

— Ну, это я так сначала думала. Хотя вот на омнибус у вас деньги есть. И на пирог. Вы не такой уж и бедный.

— И куда бы я тебе звонил?

— В коммуну, конечно!

— Там же Греган.

— Я, когда предлагала, еще не помнила о Грегане. Не это было важно. А потом вспомнила и поняла, что возвращаться туда не буду.

— Знаешь, — сказал Искин, покрутив кружку в пальцах, — все это звучит несколько подозрительно.

— Вовсе нет!

— А я думаю, да.

Искин отхлебнул чай и закусил его пирогом. Стеф смотрела на него, и нижняя губа ее подрагивала от обиды.

— Вы ничего не понимаете!

— Чего не понимаю? — спросил Искин.

— Вы такой… ну, настоящий, отзывчивый, не как ваш друг. Конечно, немного странный. И вылечили меня. Я просто хотела остаться с вами.

— А Греган — выдуманный персонаж?

Стеф мотнула головой.

— Нет. Если он найдет меня, то, наверное, убьет.

— Понятно, — сказал Искин, вздохнув, — с твоим жильем мы что-нибудь придумаем. Я куплю тебе место со спальным мешком в холле. Но только на месяц.

— А здесь я не могу жить?

— Здесь живу я.

— Я буду тихо-тихо, — произнесла Стеф, будто в поиске участия пытаясь накрыть своей ладонью пальцы Искина.

Искин отклонился вместе с кружкой.

— Это не тема для обсуждения.

— Возьмете и выгоните меня, да? Вы же здесь почти не живете. А я порядок наведу, шкаф ваш проветрю, полы помою.

Искин посмотрел в темноту за окном.

— Пожалуйста, — сказала девчонка, привстав. — У вас рубашки неглаженые, а я поглажу.

— У меня нет утюга, — сказал Искин.

— Но у кого-то же есть?

Искин отставил кружку.

— Ты понимаешь, что ставишь меня в совершенно дурацкое положение? — спросил он.

— Чем?

— Своим присутствием!

— Вы что, меня боитесь? — удивилась Стеф.

— Нет. Но ты и я — это неприемлемо. Это… — Искин не находил слов. Они клокотали в горле и бились на колкие осколки. — Пойми, тебе нет и шестнадцати. Все станут думать, что мы с тобой… Что я купил тебя.

— Пусть думают, — легкомысленно сказала девчонка. — Как будто другие так не делают.