Шрифт:
— Что ты несешь? — вздохнул Искин.
— Я ведь с ней не спал, — сказал Баль тихо, наблюдая, как Лем ковыряется в замке. — Она вырубилась на первом поцелуе. А я, знаешь, не совсем отмороженный, чтобы взять и отодрать бесчувственную девчонку.
Искин подумал, что так, как Баль, добиться проникновенности грубыми словами не может никто, ни один человек. Открыв дверь, он повернулся.
— Можешь сказать ей это сам.
— Нет-нет! — испугался Баль. — Я же так… Я вот, принес, — Он протянул пакет. — Ей. Стеф. Вам обоим.
— Что там?
— Пирожные.
— Спасибо, — сказал Искин, укладывая пакет на кольца шланга.
Баль посмотрел в конец коридора, и на лице его появилось беспомощное выражение. Генрих-Отто отступил. В глазах его Искин прочитал укор: «Что ж ты не предупредил-то?».
— Ну, я это…
Баль торопливо шагнул на лестницу.
— Пока! — донеслось уже снизу.
О причине поспешного бегства Баля гадать не пришлось — от умывальников, белея простыней, к комнате приближалась Стеф. Первой, конечно, она увидела пакет и завладела им, свалив на руки Искину мыльницу и ком белья.
— Это что? — спросила девчонка, уже сунув нос внутрь.
— Пирожные, — сказал Искин, проходя в комнату.
— Ух ты, круто!
Стеф поцеловала его куда-то в район уха и, зашуршав бумагой, достала из пакета эклер. Оставив белье на стуле, Искин убрал шланг, мочалку и мыло в тумбочку. Нет, поцелуй был приятен. Как всякое выражение признательности. Но, пожалуй, в его обыденности, легкости и заключался перебор.
— Стеф.
— Да?
Девчонка затолкала в себя весь эклер и вытаращилась на Искина.
— Давай с поцелуями поосторожней.
Несколько секунд Стеф жевала, жмурясь от сладости во рту. Потом спросила:
— А почему?
— Потому что — выгоню.
— Понятно, хорошо, — легко согласилась Стеф. — А можно чайник поставить?
— Можно.
— А еще один эклер?
— Да.
Девчонка кивнула.
— А если не целоваться, то не выгоните?
— Не знаю, — буркнул Искин, подвигая кровать, а вместе с нею — выползающий из-под нее чемодан.
Дно чайника стукнуло о конфорку. Стеф что-то промычала с полным ртом. Искин сбросил матрас к стене. Места стало достаточно, чтобы поместиться на нем вполне комфортно. От матраса пахло прелью. И почему-то совершенно не было мысли, чтобы оставить кровать себе. Вроде правильно, а вроде и не правильно. Если копать глубоко, спящий внизу ставит себя в зависимое положение от того, кто спит выше. Как, например, пес, ночующий на коврике перед постелью хозяйки.
Получается, он похож на такого пса? Ну, нет, не будем углубляться в психоанализ. Просто он все же что-то к ней чувствует.
Обернувшись, Искин посмотрел на танцующую к нему спиной Стеф. Что-то ностальгическое, давнее шевельнулось в груди. Как будто на мгновение прошлое, светлое, не измазанное дерьмом концентрационного лагеря, дохнуло в затылок. Детство, юность, лето, шмели и Лиза Каннехт, скачущая по берегу речки в просвечивающем, воздушном платье…
Да, сказал себе Искин, еще мне нужна будет простыня, что сейчас на Стеф. Можно, конечно, обойтись и без простыни, но зачем? Он забыл доски, голые панцирные сетки, тощие, воняющие дезинфекцией одеяла. Стоит ли вспоминать?
— Стеф.
— Ага, — обернулась девчонка.
— Повесь одежду сушиться.
— Куда?
— У подоконника веревка с крючком на гвоздь намотана, видишь?
— Ну.
Искин встал у выключателя.
— Тяни ее сюда.
— Хорошо.
Стеф понадобилось пять шагов, чтобы вручить веревочный конец Искину. Лем встал на цыпочки, пытаясь попасть крючком в бог знает зачем вделанную в стену проушину. Проушина располагалась сантиметров на десять выше шкафа, и крепление веревки внатяг требовало воистину титанических усилий.
— Так, помоги, — попросил Искин.
— Что делать? — с готовностью спросила Стеф.
— Держи веревку.
— Сейчас.
Девчонка попыталась дотянуться до рук Искина. Близость их сделалась опасной. Грудь Стеф потихоньку, с каждым ее движением, с каждым привставанием на носки выползала из простыни. Искин почувствовал возвращение эрекции. А казалось, что у него все в порядке с самоконтролем. С другой стороны, попробуй тут изобрази импотентного, в смысле физиологического влечения, товарища.
— Что ты делаешь? — спросил он. — Не трись об меня.
— Высоко, — протягивая пальцы, сказала Стеф.
— Стул подставь.
— Так любой дурак может, — заявила девчонка, вновь переходя на «ты». — Даже твой Баль.
— Да, Баль высокий.
— Я знаю.
Стеф подвинула стул к Искину и, хмурая, влезла на него. Схватилась за веревку.
— Держишь?
— Да!
Искин стукнул локоть об угол шкафа и сорвал крючок в последний момент.
— Черт!
— А самому подставить стул не судьба? — прокомментировала Стеф.