Камзол вдруг показался слишком тесным... Ландос расстегнул верхнюю застежку и сразу почувствовал, как тонкая шелковая рубашка давит тело, как раздражают ноги сапоги, как горят подошвы от прикосновения к полу...

Его чувства просили о милосердии. Он подошел к комоду и достал темный желто-коричневый пузырек. Как сказал Грегор: «Достаточно растворить это в стакане воды, и придет покой...»

Ландос Корноуэл, старший принц Севера, вылил содержимое флакона в бокал и выпил, смакуя каждый глоток, как будто никогда в жизни не пил ничего более желанного...

Темная северная зала дворца была полна запахами благовоний и тлена. Четырежды днем и четырежды ночью жрец обходил комнату с кадилом, полным смолы священных деревьев. Вокруг тела умершего была рассыпана соль с сухими цветами, сдобренными самыми ароматными маслами. Но ничего не помогало, тело разлагалось быстрее, чем было нужно — буквально на глазах...

Усилием воли колдун подавил чувство подступившей тошноты и заставил себя подойти к трупу так близко, как только возможно. Боги, что он сделал с собой! Эрланд был не готов к этой смерти... Он никогда не любил Ландоса, почему же его теперь терзает это невыразимое чувство потери? Только сейчас правитель остро пожалел, что рядом нет Кавады.

Накануне отъезда, в конце разговора с ним, уже встав, Тарис сказал: «Кавада уедет со мной». И наклонил голову к плечу своим птичьим жестом, буквально впившись в него взглядом. В его глазах сквозила угроза... «Он знает, — пронеслось в голове, — он знает, что она была близка со мной». Он понял это чувство собственника, эту тяжелую лапу зверя, прорычавшего: «Мое!»

Эрланд тяготился обществом Кавады в последнее время. Даже оказываемая ею помощь не могла сгладить в нем отвратительное чувство мужской несостоятельности, которое накатывало на него после той ночи, проведенной вместе...

Тогда он вздохнул с облегчением. Ему даже в голову не пришло оспорить это заявление, хотя бы для вида. Подумал, что будет лучше, если он некоторое время, а может, и никогда больше не увидит скромно входящую к нему высокую женскую фигуру с черными толстыми косами, безупречно уложенными вокруг красивой головы. Но уже на следующее утро он пожалел, что позволил графу Бену взять верх.

Тарис знал, что Кавада его секретарь. Он знал, что она ведет всю переписку Эрланда и что, по сути, незаменима. Каковы бы ни были их собственные предпочтения, совершенно необходимо разделять взаимоотношения деловые и личные — как раз это ему и не удалось...

Ее отсутствие он ощутил два дня спустя, когда прибывший в Вандер-вилль шах Дравийского царства предоставил к его услугам своего секретаря. Эрланд с внутренним раздражением почувствовал, насколько незаметная, скромная Кавада была лучше надушенного, разодетого в пух и прах евнуха. То, что умела делать женщина-астролог, было совершенно недоступно этому человеку. Ко всему прочему, звездочет шаха оказался несведущ в той системе расчетов, с которой работал Эрланд и которой придерживалась и Кавада.

Несколько дней он боролся с собой, пока не признал, что целый штат слуг южного правителя не мог заменить уехавшей женщины. И было еще нечто, повергшее Эрланда в смятение: теперь ему не хватало ее присутствия, чувства, что она стоит за спиной... Не хватало ощущения ее взгляда, шороха тяжелого платья, запаха ее кожи...

Колдун все чаще и чаще переносился мыслями в ту ночь, когда ей удалось заставить его заняться с ней любовью. Он долгие годы хранил целомудрие, памятуя завет ордена Ваара: если человек не умеет, или не может, или опасается не контролировать свою сексуальную жизнь, лучше ее избегать вообще, чтобы не растерять личную силу. И, к стыду своему, Эрланд сейчас находил, что был невероятно глуп! Вспоминал ее нежные руки, упругую, большую грудь, полные жаркие губы и невольно ругал себя: «Боги, какой же я идиот! Мне достался бриллиант, а я выбросил его с помоями...»

Если б он знал, как ему будет не хватать этой женщины, он бы не разрешил Тарису увезти ее с собой. А подчинился бы граф? Почему эта мысль не приходила ему в голову раньше? Почему он, такой тщательный, точный до мелочей, ни разу не вгляделся повнимательнее в его глаза еще тогда, в начале переворота?

Примкнувший к восставшим Бен — высокая, с ног до головы элегантно скрытая от всех взоров фигура, — увы, оставался для него лишь военным, идеальным исполнителем, человеком, подчиняющимся приказу. Сегодня достаточно вспомнить эти темнеющие сквозь прорези маски глаза, чтобы понять: нет, не любому приказу подчинится этот человек! Зато самому ему не подчиниться, вероятно, невозможно... тем более такой мягкой женщине, как Кавада.

Когда он впервые понял, что граф может быть опасен? Когда он вызвался убить наследников, почти детей, на глазах всего города. Детей женщины, с которой у него была многолетняя связь. Детей женщины, которая была готова на многое ради него, своего любовника — практически на всё...

Тогда Эрланд ликовал, потирая руки. Самый щепетильный момент — убийство правящей семьи, — был решен помимо его участия. Командующий гарнизоном столицы заколол наследников, Эда убила королеву. Его руки остались чисты. А потом вдруг пришло сомнение... Собственно, почти сразу, когда на первом же совете граф Бен вдруг предложил Варгу возглавить армию.