С этими словами старая женщина встала, поднялась и Мира.

— Тебе когда в путь?

— Завтра.

— Не останешься с нами на пару деньков?

— Некогда. Тороплюсь. Где лечь могу? Спать пора...

Хозяйка еще долго сидела у стола, плакала, смотрела на вдруг вспыхнувшее оранжевым пламенем полено в печи... Вышла во двор, зашла за угол дома и взяла из сложенных дров пару бревен. Подложила в огонь, чтобы изба за ночь не остыла...

Рано утром приготовила горячий напиток и свежие лепешки. Орана умылась во дворе у колодца и вошла в избу — сильная и красивая, несмотря на свои годы, с расчесанными белыми волосами, стянутыми кожаным шнуром.

— А куда все так рано отправились?

— День хороший. В лес ушли, Паска всех детей увела...

Старуха кивнула и села за стол. Налила себе горячий травяной чай, отломила кусок теплой лепешки.

— Одумайся, Мира. Не гневи богов...

Женщина комкала в руках платье и смотрела в угол избы, пока гостья завтракала. С последним куском странница вдруг закашлялась, выпучила моментально покрасневшие глаза, медленно начала клониться, как будто тело больше ей не повиновалось. Хозяйка подскочила и подхватила ее, чтобы Орана не поранилась, упав со скамьи. Выпрямилась перед ней и зло сказала:

— Что, думала, ты умнее всех? Наставлять меня вздумала? Я тоже многое знаю! Останешься у меня, пока сына моего не вылечишь. И никто тебя не найдет, и никто тебе не поможет. А если не вылечишь — сгниешь...

Старуха лежала на полу, хрипела, страшно водила по сторонам налитыми кровью выпученными глазами. Мира оглянулась, выглянула в окно... Открыла подполье, где оказалась узкая лестница, взяла гостью за подмышки и стянула вниз. Потом пришла за свечой, набрала в кувшин воды, замешкалась, словно что-то решая, но в конце концов собрала со стола несколько лепешек и завернула в полотняную ткань. Оглянулась в поисках ковша, нашла его — резной, деревянный. Еще раз обошла избу, собрала вещи странницы: лыжи, лук, меховую куртку, мешок, — и тоже отнесла вниз.

Там начинался длинный узкий коридор с деревянными дверями на ржавых петлях. То ли склад, то ли тюрьма... Мира открыла самую последнюю каморку и осветила темную голую клетушку, где стоял сильный запах плесени и сырости. Пол был каменным, стены бревенчатые. Ни окошка, ни щелки, чтобы пропустить солнечный луч... Бросила на пол вещи путницы и то, что принесла, втащила Орану волоком. Та по-прежнему хрипела и вращала глазами. Но ни двигаться, ни произнести хоть что-то не могла.

Женщина присела напротив нее и сурово сказала:

— Я оставляю тебе жизнь. Поможешь мне и сыну моему — выпущу тебя, а не поможешь — умрешь здесь. И никто тебя не спасет. Думай... Я уже слишком много греха на душу взяла, еще перед одной смертью не остановлюсь.

Заперла дверь, забрала свечу и поднялась в избу, тщательно закрыв подпол. Нахмурилась: окошко было открыто настежь, а на узком подоконнике сидел огромный ворон и смотрел на нее фиолетовым блестящим глазом.

— Что смотришь? Кыш отсюда!.. Нечисть... — Мира взмахнула руками, прогнав птицу, и закрыла окно.

День заливал мир светом, и солнце полыхало до рези в глазах. Женщина вышла во двор и прислушалась. Никого... даже дозорных на деревянной стене не было. Те, кто дежурил ночью, спали. Паска с детьми с раннего утра ушла в лес собирать травы, учить ребятишек стрелять белок и соболей.

Большой ворон сидел на крыше и следил за ней, поворачивая вослед блестящую голову, но она его уже не видела. Мира поднялась к сыну. Свар спал, как спал всегда несколько дней после своих приступов падучей, ничего не слыша и не видя. Она не стала его беспокоить. Дотронулась до лба — он не был горячим. Прислушалась к дыханию: слабое, но ровное. Удовлетворенно кивнула и провела остаток дня в хозяйственных хлопотах: подметала, носила воду, пекла хлеб и делала еще десяток ежедневных дел.

К вечеру вернулись и дети, и охотники. Стало шумно, сразу появилось много новой работы. Женщины и старики ощипывали птиц, свежевали оленей. Охотникам затопили баню. Десять взрослых мужчин не казались усталыми, будто на игрища ездили. Выходили один за одним из парной — сильные, ладные, в чистых вышитых рубахах.

Места всем в избе не хватило, вынесли столы и накрыли ужин во дворе. Жарили мелкую дичь, Мира спустилась в погреб за молодым ягодным вином. Плотно закрыв за собой вход, зажгла свечу и подошла к последней двери, прислушалась — ни звука...

— Орана, спишь? — окликнула, не боясь быть услышанной. — Спи, спи... Я уже завтра приду...

Поднялась с кадкой, пахнувшей смолой, и повесила на дверь большой ржавый замок. Тщательно огляделась, обводя глазами каждую пядь дома, пошла по лестнице вверх... Свар спал не двигаясь. Его губы и щеки немного порозовели. Она наклонилась над ним и спрятала ключ под постель сына. Спустилась во двор, к людям...

Праздничный ужин по случаю удачной охоты подходил к концу. Самый высокий охотник с орлиным носом не сводил глаз с Паски. Мира заметила это, недовольно повела плечами и отправила молодую женщину пораньше уложить детей. За малыми ушли и старые... Сама осталась с мужчинами.