— А к Терику? К Терику должен быть кто-то приставлен?

— Да что с ним станется, — махнул рукой Страж. — Свобода воли, видишь ли, у него. Сделает он то, что захочет, и никто из нас не в силах ему помешать. Пусть уж вредит себе до конца. Вот только проследить надо, чтобы не навредил он другим сильно... В частности, королеве Севера.

— А как он ей навредить может? — не унималась Анча.

— Как, как... по-всякому, — мертвый человек помолчал и продолжил: — Страсть его по ней сушит. Сами знаете, кто влюбится так, по самое некуда, тут он все свои узелки и позавязывает... или поразвязывает.

— В самую точку говорит... — хозяйка вздохнула и с укоризной посмотрела на мужа. — Как полюбила я тебя, так все у меня вкось и вкривь пошло, вампиром стать пришлось, из семьи и от людей уйти...

— А я тебя предупреждал, — оправдываясь, проговорил Дадыр. — С самого начала предупреждал! Хорошо вот, что Марея сжалилась и в Иномирье нас поселила...

— Аккурат выходит, в три стороны нам, — задумчиво проговорила хозяйка, доедая последний гриб. В миске осталось растопленное масло. — Кто куда пойдет?

— Женщину искать — конечно, ты, Анча. Ты сама женщина, тебе проще. Ты, Дадыр, к Дэву иди. Вокруг него все оборотни Валласа сейчас соберутся, тебе не скучно будет. Опять же, подучишь молодых, если что... А вдруг брат его не побоится зверем стать — будет тебе счастье. Может, повысят тебя!

— Да не надо оно мне, повышение, — пробормотал Кабанья Голова, откинувшись на спинку стула. — Мне и здесь хорошо.

— Ты глянь! Ему здесь хорошо! А мне здесь плохо! — его жена выпрямилась во весь рост, уперев руки в бока. — Ты чем занят? По лесу гуляешь себе в удовольствие, а на мне и скотина, и рыбалка, и дом! Отличимся — может, дом нам самобранный дадут!

Дадыр уставился на нее своими маленькими глазками, охнул:

— Анча, ты что, охренела?! А его, — мотнул головой на Стража, — его что, одного оставишь?

— Погоди, погоди, — остановил оборотня мертвец. — Может, и я Стражем уже не буду, если справимся. Дело, видишь ли, серьезное...

— А кто границы сторожить будет?

— Они, — охотник мотнул головой в сторону собаки. — Герыч и Рыжий твой.

— Я не хочу с Рыжим! — пес вскочил на все четыре лапы и забыл про кость.

— Не хочешь? — злорадно спросил его хозяин. — Хорошо, не хоти! Я сообщу кому следует... Ты не только ленивый, ты еще и гордый!

— А я хочу! — в дверь, хвост трубой, входил кот. — Я хочу. Я не ленивый и не гордый. И я справлюсь!

Герыч опустил нос, задумался на минуту и произнес:

— Хорошо... был не прав, признаю. Буду работать с Рыжим.

— И чтобы не дрались мне, — прикрикнула на обоих Анча. — А то вернусь — бедные вы будете, если повредите друг друга!

— Ты ему говори, — пес мотнул головой на кота. — Я за все время его только два раза помял, а он мне каких только гадостей не подстроил!

Кот развернулся, хвост распушил еще больше и, уже выходя в дверь, произнес:

— Очень мне надо с тобой драться! Я — кот спокойный и уравновешенный.

— Когда в путь-дорогу? — обратилась хозяйка к Стражу.

— Как лето закончится... Аккурат три луны у нас на подготовку... Чтобы ничего в этот раз не сорвалось, как раньше. А я к колдуну начну заглядывать после полнолуния, дело-то серьезное...

Лес становился сумеречным. Как только погасла позолота подсвеченных заходящим солнцем верхушек вековых деревьев, тени стволов сгустились и почернели. На поляны и лесные тропинки легло дыхание ночи. Заворочались ночные птицы, открыла желтые глаза ушастая сова. Где-то далеко раздался рев оленя и эхом разнесся по лесу...

Мира пекла лепешки. Огонь хорошо разгорелся и погас, угли отдавали жар, и железный лист раскалился достаточно, чтобы принять тесто. Порозовела и тонкая, уже увядающая кожа женщины, слегка взмокли волосы на висках, тронутые сединой. От глаз разбегаются морщины, сеточка морщин и вокруг губ. Наступающая старость пока не испортила внешность Миры: красивый разрез миндалевидных глаз, тонкий прямой нос, румяные щеки. Скулы еще не утратили гладкости, и овал лица очерчен четко, красивую голову оплетает каштановая коса.

Она обвела глазами темнеющий лес. Встала, зазвенев серебряными монетами на головном уборе, и пошла к колодцу запастись водой на вечер. Женщина высока и тонка, но так легко несла два больших ведра, полных прозрачной чистой влаги, как будто они были пустыми.

Скоро сядет солнце... Она подождала, пока не пришла пора переворачивать лепешки, и сырыми еловыми ветками потушила вновь было разгоревшийся огонь под противнем — дойдут уже сами. Слегка наклонившись, вышла из низенькой деревянной пристройки к терему во двор.