***

В ресторане было многолюдно и шумно.

— Конец недели, — извинительно сказала Викуся, заметив, как я поморщилась и чихнула в накуренном зале.

— Ясно. Идём за стол.

Сели мы удачно — прямо под кондиционером. Заказав по «Цезарю» с красной рыбой и ту же рыбу с овощами на гриле, устроились с мартини поболтать.

— Глянь-ка! — кивком указала мне Викуся на пару напротив.

— Не дай бог! — вымолвила я, оглядывая двух мамонтообразных супругов невероятной толщины.

— А ты ещё на себя наговариваешь, — шепчет Викуся.

— Ну, на их фоне я просто модель, а ты вообще иголка! — шепчу я в ответ.

Нам приносят салат. Мы аккуратно выбираем рыбку и зажёвываем её листиком салата. Остальное отодвигаем, опасливо косясь на двух кашалотов.

— Ваша рыба с овощами. Десерт закажем? — интересуется официант.

— Нет! — хором отвечаем мы, и он, вежливо кивнув, сматывается.

— Может, потанцуем? — предлагает Викуся, услышав бодрые аккорды джаза.

Мы выходим на танцпол, и за нами радостно поднимаются ребята помоложе. Мы томно изгибаемся на небольшой площадке, по очереди приглядывая за сумочками. В зал входит живописная группка: несколько мужчин в дорогих светлых костюмах с явно выраженной южной внешностью. Они делают пару шагов по залу, и становится понятно, что самый главный идёт в центре, поскольку вокруг него все лебезят — от его свиты до официантов. Я приглядываюсь и снова морщу нос. Чёрт с рогами был бы краше! Лет пятидесяти, маленького роста, с округлым брюшком, обтянутым шёлковой рубашкой и подпёртым дорогим кожаным ремнём, сверху лысый, с седыми кудрями по бокам, из воротника и манжет пробивается буйная кучерявая чёрная растительность, а над пухлыми большими капризно изогнутыми губами, между близко посаженными чёрными узкими глазами нависает огромный крючковатый нос с горбинкой! Жуть! Просто тролль какой-то! Наверняка у него и бородавка имеется! Заглядевшись на сказочного персонажа, я проглядела тот момент, когда пара гиппопотамов вышла танцевать. Они решили потоптаться в обнимку в медляке и налетели на первого из свиты тролля южанина.

— Мадам, осторожнее! Столько красоты я просто не выдержу! — с мягким акцентом съязвил мужик средних лет, такой же чёрный и страшный, но не такой пока лысый и пузатый, явно охранник тролля.

То, что он охранник, а не босс, очевидно — костюмчиком не вышел.

— Что?! — неожиданным фальцетом выдаёт возмущение толстяк.

— Ничего, брат. Просто мы пройдём к своему столику.

— Вы что, в лесу? Вам места мало? — вдруг возмущается толстушка.

— Мадам, не волнуйтесь, а то шторм начнётся, — колет в рану придурок.

Я выдёргиваю Викусю из эпицентра этого шторма и оттягиваю на край площадки. Оттуда мы с восхищением смотрим на героя-идиота. Ну, нельзя же дразнить носорогов, а особенно в период брачных игр!

— Что-о-о? — хором рычат оба носорога и встают в боевую стойку.

— Э-э, да ничего! Мы просто пытаемся пройти к столику! — тушуется идиот.

— А мы тебе помешали? Да?! — вопит мамонтиха.

— Да-а-не-е-е!!!

Ответ охранника переходит в вой и хрип, когда толстяк схватил его за кадык.

Завязывается восхитительная в своём безобразии драка.

— Они оскорбили женщину! — вопит толстушка троим официантам, пытающимся её скрутить, и бьёт подносом и персонал, и свиту тролля.

Оказавшись в центре торнадо, лучше не двигаться, а то руки-ноги поотрывает. Южанин с носом, видать, бывалый, потому что замирает на месте и оглядывается на своих, но они все уже в деле и с упоением машут кулаками.

— Подонки! — вопит разбушевавшаяся бегемотиха и замахивается бутылкой на тролля.

— Осторожно! Сзади! — не выдержав, кричу я ему, перекрывая шум драки.

Он оборачивается, но не назад, а на меня и замирает, видимо, очарованный моей неземной красотой. Толстуха мажет ему бутылкой не по темечку, а по виску, и он падает, скорее от неожиданности, чем от удара. В это время на нас с Викусей налетают несколько дерущихся гостей, и мы в ужасе отступаем. Меня толкают, и я вдруг чувствую, что лечу, взмахнув руками-крыльями. Полёт оказался секундным делом, и я приземляюсь прямо на живот тролля. Спружинив на упругом пузе, проскальзываю по шёлку дорогой рубашки чуть вперёд, так, что огромный горбатый нос утыкается прямо в моё декольте. При этом я вижу близко-близко вспыхнувшие хищным блеском чёрные глаза, лысину и узор на полу, и вдруг слышу во внезапно установившейся вокруг тишине характерный треск рвущейся по шву ткани и омерзительный голос идиота-охранника с его южным акцентом.

— Какое дивное кружево! И под платьем даже лучше, чем на нём!

«Слава богу, что надела», — успеваю подумать я прежде, чем потерять сознание от стыда и праведного негодования. Но сознание не теряется…

***

Иногда просыпаешься после вечеринки и морщишься, иногда — улыбаешься, а иногда дико смущаешься. Я встала уже совершенно разбитой, измученной сознанием своего позора.

— Ну, что вы, — участливо сказал мне вчера в кабаке лысый придурок с акцентом, вытащив свой нос из моего бюста, — не плачьте! Вы мне жизнь спасли!